Осьмушка. Валера Дрифтвуд

краснеет густо, персиковым румянцем по бледно-пепельной коже. Выдыхает трудно:

      – Мэй.

      – Красивая? – спрашивает Дрейк.

      Пенни пожимает широкими костистыми плечами.

      Тогда Дрейк спрашивает иначе:

      – Она хорошо пахнет, правильно?

      Пенни втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Трёт ладонью лицо. Прикусывает губу. Потом начинает говорить. Что Мэй пахнет как Мэй и никак иначе, и никто и ничто в мире больше не пахнет так, и нет никаких слов, чтобы об этом рассказать, а от молчания, оказывается, бывает очень больно. И башка будто становится набита сладкой ватой, между рёбер дерутся голодные виверны, а ниже, в животе, плавится хренова лава.

      А потом над тобой смеются, а потом на тебя орут, а потом всё летит к чертям собачьим, а потом тебя увозят, а потом…

      – А Дэвис и Атт здорово тебя доставали? – вдруг спрашивает Дрейк.

      Да уж наверняка. И не только они.

      Год назад ты однажды дала отпор.

      И наказали тебя.

      Тебя, а не их.

      – У меня есть один друг, – продолжает Дрейк. – Мне показалось, он немного похож на тебя. Иногда, если приходится драться, защищать себя, он вроде как себя забывает – ну, и машется как бешеный. А потом ему другой раз и вспомнить трудно, чего натворил. С тобой было так же?

* * *

      – Посмотри-ка, Вик. – ухмыляется Джек Холт. – Что скажешь?

      Новостейки в одном из пригородов Аргесты – то ещё месиво.

      Двое подростков найдены жестоко убитыми.

      Если точнее – забиты насмерть.

      И ещё одна девочка пропала.

      Из «особых», ха. С отклонениями.

      Холт – Тшешш из Пожирателей Волков – доволен, будто только что в карты выиграл.

      – На фотку глянь. Тупозубые иногда и в упор ничего не видят, твари.

      – Четвертинка? – спрашивает Виктор Дрейк.

      – Скорей осьмушка. Но не так тебе спроста осьмушка – золото. Я не я буду, Вик, если это не он… не она их так размазала. Отправляйся сейчас. Найдёшь мне эту Пенелопу Уортон, из-под земли мне достань. Если копы первые до неё доберутся – перейми как хочешь.

      Хрустит мослами пальцев, поводит плечами под дорогим пиджаком.

      – Считай, я нутром чую, Вик. Ведь людьми выращен этот ососок, как свой. Там и рожу особо сильно править-то не придётся. А ухватки их небось впитал словно родненький, и при этом силы и лютости не растерял, может, и больше только яду набрался. Нам теперь его дорастить пару-тройку лет – ты соображаешь, какая от него может быть польза?.. Пусть и правильной крови в нём всего осьмушка… ни за что не поверю, что человечик в нём сильнее орка.

* * *

      Виктор Дрейк глядит на бледно-пепельное лицо Пенелопы, усеянное там и сям вполне людскими прыщами. Едва различимая масть старых, коренных Каменных кланов, весточка последней Орды.

      – Не-ет, – тянет Пенни, покачивает кудлатой головой. – Никакого не было беспамятства. Они за мной шли… издевались. Но когда я начала бить, я понимала, что делаю.

      Молчит.

      Улыбается ласково. Настолько по-тшешшевски, что у матёрого перелицованного