Сероводород. Валентин Николаевич Пичугин

украшали фотографии лесных пейзажей, на некоторых из них можно было увидеть скрытных и пугливых обитателей здешних мест: чёрные бусинки глаз белки, едва различимые в густой хвое, косуля, застывшая в прыжке через песочный вал, зайчонок у красной шляпы огромного мухомора.

      – Проводили Настасью? – раздалось сзади через некоторое время. Хозяин с охапкой поленьев обивал на крыльце ноги от налипшей слякоти. – Заходи, будь смелее. Мы теперь вдвоём с тобой хозяйничать будем. Сейчас грубку растопим, чтобы нам ночью не замёрзнуть и почаёвничаем. Если голодный, то я тебе щей вчерашних разогрею.

      Он вывалил на предтопочный лист мелко наколотые дрова, отряхнул щепу и опилки с рукава тёплого, ручной вязки, свитера и склонился перед маленькой печью.

      – Спасибо, я у Анастасии Ивановны поел. А от чая не откажусь, – Генка поискал глазами свой саквояж и, обнаружив его в переднем углу, раскрыл, извлекая подаренную редактором банку с экзотическим чаем и две пачки овсяного печенья. Потом, секунду подумав, сунул одну из них назад в сумку: «Это бабе Насте».

      В печи на колоснике занялись поленья, загудело пламя, стреляя в приоткрытую дверцу яркими искрами, запахло берёзовыми углями.

      – Тут такое дело, Игнат Степанович, – извиняясь, потёр лоб Геннадий, – я в магазин не успел зайти. Завтра утром закуплю необходимые продукты. Вы мне только подскажите, что надо.

      – Тю, – улыбнулся старик. – Я уже и забыл, когда последний раз в магазин ходил. Неделю поживёшь на моих харчах. А уж если затоскуешь по привычным, то сам определишь, чего тебе требуется.

      – Хорошо, вы мне сразу скажите, что я вам буду должен за проживание и стол, – Генка раскрыл портмоне, готовясь рассчитаться с хозяином.

      Тот поднялся с колен, подошёл к столу, посмотрел на постояльца:

      – Перестаёшь ты мне нравиться.

      Генка растерянно опустил руки.

      – Шучу, – Игнат Степанович свёл брови к переносице. – Для меня гости Настасьи – святые люди. Где ты видел, чтобы с ангелов деньги собирали?

      – Да какой я ангел, – смутился москвич.

      – Не ангел, – тут же согласился старик и пояснил, – Настасья святой человек. Она людей насквозь видит. Не знаю, как это удаётся. Уж если ей пришло в голову тебя приветить, значит ко двору молодец, без червоточины. Верю я ей больше, чем себе. И потом, у меня же не гостиница. Хороший человек за тебя попросил, потому и пустил. Закончим на этом?

      – Закончим, – Генка продолжал испытывать неловкость.

      – А чтобы не вержилось, что живёшь у меня на дармовщину, определю тебе трудовую повинность. Согласен?

      – Конечно, – радостно закивал гость, – и дров нарублю, и воды принесу.

      Игнат Степанович захохотал, вытирая ладонью выступившие на глаза слёзы:

      – Ну ты даёшь. Здесь дров наготовлено на две мои жизни. А вода – в доме. Лет десять назад пробурил скважину. Ты, наверное, думаешь, что раз мы в селе живём, то за водой с коромыслом ходим?

      Он снова хотел рассмеяться, но передумал:

      – Эту неделю на тебе Верный. Накормить, напоить.