Немиров дол. Тень. Оксана Дунаева

      Глава 7. Уговор

      На мягкой покалывающей соломе усталость от первых в жизни настоящих учебных поединков быстро ушла. Яры думают, плугарю с непривычки тяжело, но с весенней пахотой всё равно не сравнить. В позапрошлом году, когда отчим впервые доверил плуг ему одному, как равному, да и то на самой лёгкой, много лет паханой делянке, Дарьян в тот же день сорвался, потому что усталости поначалу не чувствовал, пахал быстро, старался забирать землю глубоко, на совесть, несмотря на предостережения Бразда, а за ужином матери пришлось сына кормить, руки ослабли и тряслись так, что сам ложку до рта донести не мог.

      Дарьян прислушался к вечерним наружным звукам отходящего ко сну города. На ратной поляне установилась тишина: конюх крикнет, телега проскрипит – больше ничего. В тесном срубе сумерек рождался раньше, чем на улице. Оконце было ещё светлое, а по углам уже сгустилась тьма. Спать ничуть не хотелось.

      Вскоре дверь с тихим шорохом отворилась, вошёл Звеняга.

      Дарьян висел под низким потолком, держась за перекладину. Руки его напряглись, дёрнули жердь к груди, и макушка высоко взметнулась.

      – Что ж ты, телёнок, делаешь! Хлев-то уронишь! – с негодованием воскликнул дед.

      Застуканный Дарьян плюхнулся в солому.

      – Думал, слаб ты ещё, каши принёс. С маслом. А из тебя уж силушка прёт – девать некуда.

      Обрадованный, Дарьян забрал миску, нашёл в изголовье своей постели подаренную Ивушкой ложку, наспех обтёр её об подол и принялся, обжигаясь и присвистывая, уплетать.

      – Что с моими вещами-то? Нашлись?

      Дед будто не услышал. За ухо повернул голову подопечного к свету, попытался разглядеть болячку, пощупал её старческими деревянными пальцами.

      С кашей Дарьян справился быстро.

      – Пошли, – позвал Звеняга, – хватит по пустому дну скрести, уж верно, дыра на просвет наметилась. Если здоровья в избытке, на конюшне поможешь, – с довольством отметил, что парень не заартачился, пошёл послушно, значит, в работе сил не жалеет, у такого любое дело рано или поздно заспорится. – Про суму свою забудь, – сказал по дороге. – Ратмир говорит, не было никакой книжицы. Ему бы первому показали, если б нашли. Знать, подземцы прихватили.

      Спорить Дарьян не стал, бесполезно, вздохнул только.

      Хитрый дед слукавил, не заставил помогать конюхам, вместо этого повёл к норовистому вороному Краса. Стал учить, что делать, если лошадь взбесилась. Искр позволил себя погладить, благодушно слизнул с ладони сухарь.

      – Прошлый год рой в город прилетел. Двух лошадей до смерти зажалил, а ему, – старик любовно похлопал Искра по шее, – морду так искусали, губы с кобылью жопу раздулись. Дёсны сильно кровили. Чуть с голоду не издох. До сих пор шалеет, как пчелу услышит.

      – Сынок… – тихий голос потонул в лошадиной возне, в усталой болтовне конюхов, но сердце выцепило его как ни один другой на свете, уловило тонко настроенной на родное струной.

      Дарьян обернулся, в воротах конюшни стояла, теребя тряпичный узелок, мать.

      Сына