Жанна д'Арк из рода Валуа. Марина Алиева

Знания приходят сами по себе, достаточно закрыть глаза и представить. Но, так же, как не хочу путать свои мысли чужими, я не хочу примешивать и свои мысли к чужим. Поэтому не учусь читать, и придумала значки, которые понятны только мне.

      Клод протянула Рене свою тетрадку.

      – Это всё, что я умею, – улыбнулась она.

      В глубокой задумчивости Рене стал переворачивать листки, не столько из желания рассмотреть – он всё равно ничего в этих записях не мог понять – сколько, желая осмыслить только что услышанное.

      Он был умным молодым человеком. И даже если не всё в словах Жанны-Клод им полностью осозналось, общий их смысл раскрылся вполне. И смысл этот дышал какой-то новой мудростью, никогда никем не проповедуемой. Разве что… Да, нет! В евангелиях ничего такого не было, и Иисус проповедовал о царствии Божьем, а не о страданиях ручейка или цветка у дороги… Или его не так поняли, и, потом уже, довели чересчур простые, наивные в своей чистоте, мысли до понимания более традиционного.., более удобного… «Он ими слишком щедро делился, – подумал юноша. – Но, что если сама Его казнь стала следствием тех сомнений, которые они посеяли в других? … О Господи, я тоже впадаю в ересь, но мысль уже не остановить! Что если распятие было не страшной платой за наши грехи, а реализованным страхом перед светлым зеркалом, которое явилось людям и отражало каждого, кто пытался встать рядом, – будь то хоть апостолы – в их истинном облике, порченом ложными идолами? Тогда мы все прокляты! Даже самые благочестивые! И этой девочке тоже среди нас не выжить!»

      Рене медленно вернул тетрадку, стараясь, чтобы никто не заметил, как дрожат его руки. Ему хотелось закрыть глаза и сжать голову, чтобы не лопнула от хлынувших в неё сомнений…

      – А ходишь ли ты в церковь, Клод?

      – Конечно! Я очень люблю туда ходить! Там так красиво, и люди все становятся тихими, светлыми и много молятся.

      – Но молитвы… Их-то ты заучила, а не сама придумала?

      – Молитва не мысль. Это слова, общие для всех, чтобы напоминать о нашем единстве. Мыслью их наполняет тот, кто молится, а молятся каждый в себе, и этого не слышно… Не думайте обо мне плохо, сударь, я люблю молиться…

      Когда девочки ушли, отец Мигель молча посмотрел на Рене.

      – Я всё понял, – отрывисто сказал юноша. – Но теперь мне страшно. Мы вмешались в Божий промысел, в Чудо, которое действительно явлено, а имеем ли право на это?..

      Он, наконец-то, обхватил голову руками и уткнулся локтями в колени.

      – Или моя матушка величайшая провидица, или она не ведает, что творит, и горько пожалеет со временем!

      – Она ведает, – печально откликнулся отец Мигель. – И то, что всё вершится в соответствии с пророчествами, сделанными когда-то и для неё, и для этой страны, говорит только в пользу её действий. Девочки подружились. Они знают друг о друге всё – я это вижу. И вижу