Лентяйское сочинение. Александр Гиневский

Вадька. – Кажется, я сегодня в голосе. Ого-го-го!

      Борька поморщился от Вадькиных звуков и сказал:

      – Давай уж что-нибудь повеселее.

      – Можно было бы спеть «Блоху» композитора Мусоргского, но это вам не понравится, – говорит солист-вокалист. – Ничего вы в ней не поймёте. – Вадька вдруг заорал: – Жила-была Блоха – ха-ха-ха-ха!..

      Он так страшно и неожиданно захохотал, что Борька подпрыгнул на стуле, у меня причёска дыбом встала, а бедный Толька икать начал.

      – Ты это… Ты уж какую-нибудь песню давай, – сказал Борька.

      – Ну, песню, – скривился Вадька. – Арию бы… Жаль вот, ни одной не знаю от начала и до конца. Так, кусочки. Лучше я вам исполню романс.

      – Валяй. Спой романс.

      – И не «валяй», – обиделся Вадька, – и не «спой», а исполни.

      Вадька просунул руку между пуговиц рубашки. Отставил одну ногу, топнул ею. Дёрнул головой. Хмуро на нас посмотрел. Мол, перед такими балбесами и растеряхами приходится сложнейшие романсы исполнять.

      – Кхэ! Кха! – откашлялся и начал: – Выхожу-у оди-ин я на подмогу, сквозь туман та-ра-ра-ра блестит…

      Мы с Борькой – ничего, спокойно слушаем. А у Тольки почему-то потекли слёзы по щекам. Стоит, хлюпает носом.

      Вадька как увидел, что Толька прослезился, так и уставился в его мокрое лицо. Поёт дальше. Здорово так. Голос его потащился куда-то высоко на гору и вдруг рухнул вниз, оборвался.

      Он закашлялся. Говорит:

      – Высоко взял. Надо на октаву ниже. Го-го-го! – вот так. Эх, кто бы мне сейчас камертоном ноту «ля» дал. Я бы подстроился.

      Мне показалось, что щёлкнула дверь. Выхожу из кухни, смотрю: папа пришёл с работы. Стоит, уши руками зажал.

      – Это кто там колотится, как козёл об ясли? – тихо спрашивает меня.

      – Вадька, – говорю. – Он теперь серьёзно занимается пением.

      – Во даёт! Ещё один Штоколов. От его вокала, того и гляди, цветы на подоконнике завянут. А по какому случаю сборище и этот концерт?

      Я рассказал.

      – Понятно, – сказал папа. – Позови-ка мне Тольку, а сам оставайся на кухне с ребятами. Ясно?

      – Ясно.

      Я вернулся на кухню.

      Вадька исполнял романс. Борька смотрел ему в рот и слушал. Он так внимательно смотрел, будто считал у Вадьки зубы.

      Я говорю Тольке шёпотом:

      – Папа пришёл. Иди, он тебя зовёт.

      Толька застеснялся, засопел, замахал рукой.

      – Иди, – говорю ему и подталкиваю в спину.

      Вадька перестал петь. Набросился на меня:

      – Ты чего его выпроваживаешь? Он же слушает!

      – Никуда я его не выпроваживаю. Сейчас придёт, – говорю.

      Борька, похоже, понял, в чём дело.

      – Ну что ты завёлся, Вадька? – говорит. – Спой-ка лучше ещё разок свой романс.

      Вадька так и остался стоять с открытым ртом.

      – Тебе нравится? – спрашивает.

      Тут в кухню вошли папа и Толька. Совсем недавно Толька был такой несчастный, а тут стоит, улыбается.

      – Вадик, –