Рассказчица. Кэтрин Уильямс

с Эваном. – Угадай, куда я…

      Она поднимает ладонь у меня перед лицом.

      – Хватит, Джесс. Или кто бы ты ни была. – Она проводит передо мной рукой, будто я какой-то мираж. – Потому что я не помню, чтобы заводила дружбу с человеком, который предпочитает продинамить лучшую подругу ради «свидания мечты» с «Маргаритами» от брата Джоша.

      Неприязнь исходит от нее волнами.

      – Как я могу тебя продинамить, если мы даже не договаривались о встрече? – возражаю я, но Кэти уже идет к амфитеатру, откуда доносятся обрывки разговора световиков. – Кэти! – умоляю я.

      Маргаритки в целлофане валяются у меня под ногами.

      Будто по чьей-то команде, мальчик, до этого взбиравшийся по лесенке, пробегает мимо меня и высовывает язык. Вдруг он громко ахает, я оборачиваюсь взглянуть почему. Кэти показывает мне средний палец.

      8

      19 августа, 2007

      – Начнем с первого, что я прочел.

      В этот раз никакой пустой болтовни. Мы снова в «Брюбейкерс»; после того как я клянусь, что не знаю, кто такие Амит и Рассел, и что это не розыгрыш, Эван приступает к делу. Он кладет красно-синий дневник на стол между нами. Сам усаживается на край стула и начинает тихо говорить, поэтому мне приходится наклониться, чтобы расслышать. Он пахнет мылом от «Айвори».

      – Как мы и подозревали, это дневники. – Эван разворачивает дневник так, чтобы я могла прочитать, и открывает первую страницу. – Этот – 1913 года, – указывает он на цифры вверху страницы. – Они подписаны в основном просто буквой «А». – Его палец опускается в низ страницы и тычет в одну из немногих букв, которые я узнаю.

      – Да, – раздраженно отвечаю я. – Это я поняла. Но что в них написано?

      Если он и улавливает мое раздражение, виду не подает.

      – Ничего особенного – то, что обычно записывают в дневник. Похоже, его вела девочка, и довольно привилегированная.

      – Почему ты так думаешь?

      – Она пишет о нянечках и преподавателях, службах в частной церкви, ссорах с сестрами, неудобстве нарядных платьев… в общем, о проблемах сладкой жизни. Ну, ты понимаешь.

      Я понимаю? Это какой-то намек? Если да – я его игнорирую. Указываю на поблекшие чернила:

      – Что тут написано?

      Он прищуривается, разглядывая перевернутый текст.

      – Как она подшутила над учителем.

      Я переворачиваю страницу.

      – А здесь?

      – Как ее ругали за то, что залезла на дерево. Она, похоже, любила похулиганить. Здесь написано, что сестры и нянечка называли ее «швыбзик». Это что-то вроде «шалуньи». Словечко пришлось поискать.

      Я улыбаюсь.

      – «Швыбзик», – повторяю я, стараясь скопировать его произношение.

      Он морщится:

      – Почти.

      – Можешь мне почитать?

      Эван переворачивает книгу. Он склоняется над страницей, его лицо немного светится, как жемчужина.

      10.6.13

      Папа на меня злится, и все из-за Ольги! Последние недели все время шел дождь, а сегодня – наконец-то! – выглянуло солнце. После уроков мы с Марией пошли гулять в парк. Нашли чудесный