Ликвидатор заклятий. Валерий Петрович Большаков

Запроливья, вернувшийся к семье за рубль. За тридцать сребреников.

      Покинув замок, Роман спросил у косматого гнома, трудившегося в кузнице неподалеку:

      – Скажи-ка, любезный, как мне пройти к Старой башне?

      Кузнец вытер пот грязной пятерней, и указал в сторону реки:

      – А вона она, на утесе.

      – Благодарю…

      Пройдя извилистой дорогой меж холмами, Кнуров выбрался на берег Андуина и поднялся по крутым, сбитым ступеням к могучей круглой башне. Внутрь монументального сооружения вела не менее мощная дверь, подвешенная на пудовых петлях, а у входа грелся на солнышке привратник с длинными седыми усами, похожими на моржовые клыки, в высоком остром колпаке – такой образ принял софбот, метапрограмма Всеобщего информатория.

      – Кого ищет странник? – промурлыкал седоусый, жмуря глаза.

      – Мне нужно сконнектиться с Алексеем Петровичем Ворониным, учителем.

      – А ничего, что в Москве уже час ночи? – открыл старец один глаз.

      – Дело жизни и смерти! – выпалил Кнуров.

      – Входи, странник…

      Роман вошел в башню. Там было сумрачно и прохладно.

      Широкая лестница уводила наверх, делая два оборота и заканчиваясь у дверей, искусно отделанных слоновой и черепаховой костью.

      Волнуясь, Кнуров постучался. Ни звука в ответ. Лицеист забарабанил энергичней, уже готовясь признать поражение, но тут одна из створок открылась, и наружу выглянул учитель Воронин.

      Вернее, Роман секунды две разглядывал благообразного волшебника в длинном сюртуке, поверх которого была наброшена лиловая мантия, колыхавшаяся на сквозняке, с белой бородой и серебристыми волосами до плеч, и лишь потом стал узнавать нос с горбинкой и проницательные серые глаза за половинчатыми стеклами очков, которых Воронин сроду не носил.

      – Учитель! – воскликнул Роман и чуть не разревелся. – Учитель…

      Алексей Петрович не стал бодро советовать успокоиться, а просто легонько прижал ученика к себе.

      Кнуров унял расходившиеся нервы, и отстранился.

      – Кое-что мне уже известно… – тихо проговорил Воронин. – Рассказывай.

      – Извините, что поднял вас…

      – Какие пустяки! – отмахнулся учитель. – Тем более что я не спал. И Миша, и Алла – вся группа у меня. Ребят я еле уложил, а сам заперся в кабинете, чтобы их не будить. Слушаю, Ромка…

      И Ромка стал рассказывать. Он говорил, не выгораживая себя, и ничего не приукрашивая. Выдохся и затих. Алексей Петрович тоже молчал, задумчиво потирая подбородок.

      – Не буду говорить слов сочувствия, – сказал он, наконец, – от этого тебе легче не станет…

      – Я убил человека, – напомнил Кнуров, втайне надеясь на отпущение греха.

      Учитель покачал головой.

      – Ты убил врага, – сказал он, – а это совсем иное дело. Разве наших прадедов, что воевали с фашистами, можно называть убийцами? Нет, Ромка-хомка, они были солдатами.

      – Тогда шла война…

      – И сейчас – тоже. Идет твоя война. И моя. Ты видел, что творится на улицах?

      – А