Ядовитое кино. Валерий Шарапов

и пошли по своим комнатам.

      – И в фойе вы не возвращались?

      – Возвращалась, – тут же сообщила Анечка. – Забыла свою тетрадку.

      – Когда вы вернулись за тетрадкой, в фойе кто-нибудь был?

      – Нет! Я забежала, забрала тетрадку и пошла к себе.

      – А вы, Дмитрий Борисович, возвращались в фойе?

      – Какой он вам Дмитрий Борисович? – рассмеялась Анечка. – Зовите его просто Митя. Тоже мне – Борисович, может, хватит выпендриваться?

      Митя снова фыркнул и отвернулся:

      – Я не ношу с собой никаких тетрадок и ничего не забываю!

      – То есть вы не возвращались? – переспросил Зверев.

      – Весь вечер я был в своем номере и никуда не выходил, а что?

      – Ну что ж, спасибо, – Зверев попрощался с ребятами и вошел в подъезд.

      Глава четвертая

      Дверь открыла жгучая брюнетка с родинкой на щеке. В руке она держала надкусанную шоколадную конфетку «Мишка на севере». Павел Васильевич с трудом сдержал улыбку, вспомнив о том, что ему накануне сообщил Митя Уточкин, явно намекая на сходство Аглаи Малиновской с героиней популярного романа писателей-сатириков Ильфа и Петрова.

      «Пожалуй, с этим сравнением ворчливого очкарика-оператора стоит согласиться», – подумал Зверев, разглядывая знойную даму.

      Стрижка каре, ярко накрашенные губы и зеленые глаза с длиннющими ресницами дополняли огромная грудь и двойной подбородок. Зверев не исключил, что когда-то эта темноволосая брюнетка и привлекала к себе восторженные мужские взгляды, однако малоподвижный образ жизни и любовь к сладкому сделали свое нехорошее дело. При росте примерно метр шестьдесят пять, весила Аглая Денисовна никак не меньше центнера и сильно смахивала на футляр от контрабаса. На вид ей было около сорока пяти. Одета в шелковый сиреневый сарафан с тонкими бретельками. На ногах – замшевые туфли с помпонами.

      – Аглая Денисовна?.. Здравствуйте, – томным баритоном поздоровался Зверев. – Я из милиции. Позвольте войти?

      Аглая Денисовна оглядела гостя с головы до ног и, оставшись довольной результатами осмотра, отступила.

      Они вошли в комнатку, уставленную вешалками со всякого рода одеждами. Помимо кровати и двух шифоньеров, здесь были два массивных фонаря, у стены – огромное зеркало. На столике, у окна, стояла вазочка с конфетами.

      – Простите за беспорядок и тесноту! Мне часто приходится работать прямо здесь, поэтому мое жилище сейчас напоминает гримерку, – женщина подошла к журнальному столику и взяла в руки вазочку. – Могу я вам что-нибудь предложить? Чай? Кофе? Вот, есть конфеты. Не хотите, тогда могу предложить очень хороший армянский коньяк.

      – Простите, я на работе, – тактично отказался Зверев и уселся на вытертый суконный стул, предложенный хозяйкой.

      Малиновская уселась в кресло, вздохнула, взяла с подоконника какой-то модный журнальчик и стала обмахиваться им как веером.

      – Итак, если я правильно понимаю, ваш визит связан с этой ужасной смертью нашего режиссера. Боже мой, какая невозвратимая