Ядовитое кино. Валерий Шарапов

Михайловичу стало плохо…

      – Насколько плохо?

      – Ничего особенного, обычный приступ изжоги.

      – И именно тогда вы открыли пачку?

      – Да. Я сходила в свою комнату, распечатала ее, взяла ложку и пошла в фойе. Там на журнальном столике стоял графин и стаканы. Я налила в стакан воды и положила в него ложку соды.

      – И Качинский выпил его на глазах у всех.

      – Да, все это видели.

      – Видели, как вы дали Качинскому раствор, но не как вы открывали пачку?

      – Да.

      – Все ясно. Что потом? Как после этого он себя повел?

      – Выпил, поморщился, и, видимо, ему полегчало.

      – Почему вы решили, что ему полегчало?

      – Потому что он продолжил совещание и про изжогу больше не вспоминал. Когда все кончилось, я поинтересовалась, будет ли он ужинать, он отказался.

      Зверев посмотрел на Игорька.

      – Общие симптомы при отравлении рицином наступают не сразу, а по истечении некоторого инкубационного периода, – без лишних слов пояснил Комарик.

      – Получается, что Качинский выпил раствор около семи вечера вчера, а признаки отравления рицином проявились сегодня утром. То есть прошло не меньше четырнадцати часов…

      Игорек поправил очки и авторитетно заявил:

      – Я считаю, что если бы яд попал в организм нашего режиссера вчера вечером, то признаки отравления проявились бы значительно раньше!

      Зверев кивнул и вновь обратился к Горшковой:

      – Во сколько вы разошлись?

      – Примерно в половине восьмого.

      – Что случилось потом?

      – Потом мы разошлись и… Подождите… – Горшкова вздрогнула и схватилась за голову. – Боже мой, я, кажется, все поняла…

      – Что вы поняли?

      Женщина заметно оживилась, схватила со стола стакан и сделала несколько глотков.

      – Я вспомнила! После того как Качинский нас распустил и все разошлись по своим комнатам, я забыла пачку с содой на окне за цветочным горшком. Да-да, все так и было. Совещание закончилось, все разошлись, а меня вызвал к себе Головин. Нужно было обсудить ряд организационных вопросов по поводу дополнительного финансирования и привлечения статистов.

      – То есть сразу после совещания вы пошли к Головину?

      – У Арсения Ивановича я провела не больше получаса, потом вернулась в свою комнату и вспомнила, что оставила пачку и свою ложку в фойе. Я пошла туда и вернулась в фойе. Ложка и открытая пачка с содой были там, где я их оставила.

      – Когда вы вернулись в фойе, там кто-то был?

      – Нет. Я забрала соду и вернулась к себе.

      – После возвращения вы куда-нибудь еще уходили? Вы выходили из номера?

      – Нет.

      – К вам никто не приходил?

      – Нет, я примерно с полчаса поработала с документами и легла спать.

      – Что случилось утром? Ничего необычного не произошло?

      – В том-то и дело, что произошло! Примерно в пять утра в мою дверь постучали. Когда я открыла, то увидела Качинского. Он был раздражен и снова пожаловался на изжогу.

      – И вы снова сделали раствор?

      – Да!