Последний август. Петр Немировский

время от времени лишаясь то очередного пузыря, то кусочка желудка. И все равно, когда казалось, что болеть там уже просто нечему, мама шла к новому доктору, и тот обнаруживал в ее животе еще какую-нибудь загогулину, которую нужно удалять, и немедленно. С годами удаленные органы стали составлять мамин «золотой фонд» – она его бережно складировала в своей памяти, снабдив бирками, где по порядку стояли: год операции, имя врача, название больницы, особые обстоятельства. Вероятно, одной из причин, почему мама так редко ходила на пляж, был ее живот, изрезанный вдоль и поперек…

      В телевизоре зазвучала музыка – фильм закончился.

      – Ну что, гей шлофн? – сказал папа, хлопнув ладонями по подлокотникам кресла.

      Началось общее движение. Вскоре из кухни донеслось позвякиванье носика умывальника и папино фырканье. Затем папины – бум-бум-бум – шаги. Щелчок кнопки телевизора – и комната погрузилась во мрак.

      Я покрепче прижал мишку к себе. Смутно слышал, как на кухне выдвигались ящики, звенели ручки ведер, как, осторожно ступая, мимо прошла мама. В полутьме я вдруг как будто увидел белого кролика. Хотел его погладить, но кролик внезапно посерел и ощерился.

      – Крыса! – заорав, я вскочил с кровати и указал на кладовку.

      Вбежали родители, вспыхнул свет. Папа рванул дверцу кладовки, заглянул внутрь.

      – Господи, сколько мы должны мучиться в этой норе! – запричитала мама. – С крыши течет, на стенах грибок, в кладовке крысы.

      – У тебя под носом крысы, – огрызнулся отец, захлопывая кладовку. – Заколотить ее к чертовой матери!..

      Выключил свет и ушел. Мама – следом за ним.

      – Ба, можно к тебе?

      Несколько быстрых шажков, мастерский прыжок – и я в теплой бабушкиной постели. Разлегся королем. Жду. Под мою голову осторожно подкладывается подушка. Скрипят пружины – и рядом ложится кто-то огромный. Я прижимаюсь к ней, зарываюсь в нее, трусь носом, как щенок. Ее мягкая ладонь гладит мои плечи, спину, и по всему телу, до самых кончиков пальцев, разливается тепло. Губы мои улыбаются, ресницы дрожат. Тепла уже так много, что, кажется, плывешь в его море.

      – Спи…

      5

      На кухне хлопотала бабушка.

      – Ба, а где мама?

      – Пошла на работу.

      Все-таки жаль, что мама на работе. Иногда она работает днем, а иногда дежурит в ночную смену. Со мной, правда, мама играет редко и книжки мне читает не так часто, как хотелось бы. Но все равно лучше, когда мама дома. Потому что тогда кормит меня она, а не бабушка, а с мамой бороться мне гораздо легче. Бабушка сначала выторгует у меня несколько ложек. Как я ни силен в математике, все же на одну-две ложки она обязательно обмахлюет. Если я отпрошусь «отдохнуть», она будет преследовать меня по всему дому, пока не прижмет в каком-нибудь углу и не заставит проглотить. Словом, от бабушки не отвертеться.

      А вот с мамой справиться куда легче: мама только поначалу делает вид, что намерена в меня впихнуть всю тарелку. Вначале она строгая: лицо серьезное,