В Линкольнвуде гаснет свет. Джефф Родки

И я хотела написать о том, как я вдруг забыла, как выполнять удар слева…

      Эмма кивнула:

      – Ты переволновалась.

      Эмма не играла в теннис, но зато была форвардом в университетской баскетбольной команде, так что могла понять проблему Хлои на спортивно-психологическом уровне.

      – Так вот, чем больше я старалась это исправить, тем хуже мне становилось. Я ходила к двум тренерам, к психологу, пыталась визуализировать…

      – Но ты справилась. Верно?

      – Я думала, что справилась. Неделю где-то. А вчера оно снова вернулось! Прямо посреди зачета!

      – О боже! Почему ты раньше мне не сказала?

      – Мне не хотелось об этом думать. – Хлоя зажмурилась и сглотнула. – По фигу. Лидия выиграла, обе пары тоже, так что мы все еще участвуем в турнире. Но я не только запорола игру – я запорола и эссе тоже! Потому что оно должно было быть о том, какая у меня была странная проблема и как я работала над ней и все исправила…

      – Потому что у тебя есть упорство! Те, кто читает эти эссе, такое обожают.

      – Ага, только нет у меня упорства. Потому что я не могу выполнить этот чертов удар слева!

      – Ну, может… может, это другое упорство…

      – Я об этом думала, – кивнула Хлоя, жуя батончик. – Типа, эмоциональная зрелость. Так что вчера я переписала все а-ля «иногда ты пашешь и пашешь, но этого все равно недостаточно, но самое главное, что ты сделал лучшее, что мог…».

      – Нужно уметь принимать исход событий. Потому что ты действительно сделала лучшее, что могла. Правда! Сосредоточься на приложенных усилиях. Это круто.

      – Ну! Я ложилась спать и думала: может, так эссе стало лучше? Более настоящим, что ли…

      – Звучит впечатляюще.

      – А пока я спала, мама зашла в Гугл Док и разнесла меня в пух и прах. Не только эссе – меня как человека.

      – Не может быть!

      – Может. Пишет такая: «Ты звучишь как долбаный лузер».

      – О боже!

      – Ладно, она не писала «долбаный». Но типа: «Ты лузер и должна выкинуть это эссе в помойку и написать о математике».

      – Господи, Френчи… Мне так жаль. Это ужасно.

      – Все гораздо хуже. – Голос Хлои задрожал. – Сегодня утром я спускаюсь завтракать, а она мне: «Почему ты такая дерганая?»

      – Серьезно?! Это после всего, что она написала?

      – Угу. Я ей говорю: «Ты назвала меня лузером!» А она такая: «Нет, не называла».

      – Что-о-о-о-о? Она тебя газлайтит, что ли?

      – Получается! Самое смешное – она такая: «Ты меня не так поняла!» А я ей: «Прочитай, что ты написала!» Как будто она строчила это по пьяни и не помнит.

      Эмма рассмеялась, не веря своим ушам:

      – Ничего себе! Твоя мама напилась в понедельник вечером? Надо что-то с этим делать.

      Хлоя покачала головой:

      – Нет, в смысле, она не… Я пошутила, короче. Она много пьет, но не настолько. – Хлоя запихнула остатки батончика в рот и скомкала обертку. – Но типа… – Она с усилием проглотила батончик. – Твои родители стали бы такое о тебе писать?

      – Нет, они бы Линду заставили…

      Линда