Ничего, кроме нас. Дуглас Кеннеди

я так думаю, иначе мы бы с тобой сейчас не разговаривали и я не рассматривал бы тебя в качестве кандидата в редколлегию «Пера». Мне нужны короткие рецензии – несколько содержательных, умных абзацев по четырем текстам, которые ты отберешь. Хочу намекнуть, Диджей страшно бесится, когда люди не умеют писать. Я настроен менее критично, но глупость тоже не терплю. – Сэм постучал ногтем по лежащему передо мной конверту. – Можешь начинать. Рецензии мне нужны через три дня, не позже.

      И он вернулся к своим книгам.

      Оглядываясь в прошлое, я поражаюсь самой себе – до чего же мне тогда хотелось произвести впечатление на Диджея и Сэма. А также на профессора Хэнкока. Я погрузилась в изучение «Пуританской дилеммы» Эдмунда Моргана, исписав целый блокнот множеством наблюдений и вопросов, а на следующий день явилась на лекцию Хэнкока и еле дождалась, когда в конце можно будет поднять руку.

      – Профессор, – сказала я. – Эдмунд Морган неоднократно указывает на то, что в колониальном Массачусетсе допускалось лишение гражданства для тех лиц, которые подвергали сомнению священные основы пуританской теократии. Можно ли рассматривать это как предвестник маккартизма?

      – Выскочка, – прошептал кто-то позади меня.

      Шепот неожиданно прозвучал очень отчетливо. Настолько, что профессор Хэнкок тоже его расслышал и сразу посмотрел на нарушительницу порядка – девицу явно с похмелья, с темными кругами вокруг глаз, в кремовом джемпере под горло в пятнах от сигаретного пепла и еще чего-то, похожего на высохшее пиво.

      – Мисс Стернс, – обратился к ней профессор Хэнкок, – не могли бы вы громче повторить упрек, сделанный шепотом в адрес мисс Бернс?

      Он знал мое имя!

      Мисс Стернс заерзала, явно желая провалиться сквозь пол, тем более что на нее обратились взоры всех, кто присутствовал в аудитории.

      – Я ничего такого не хотела, профессор, – пролепетала она, туша сигарету в маленькой жестяной пепельнице на своем столе, и сильно закашлялась.

      – Отнюдь нет, вы хотели нанести оскорбление, мисс Стернс. И я снова прошу вас: повторить то, что вы прошептали в спину мисс Бернс.

      Тишина. Профессор Хэнкок кривил губы. Я чувствовала, что такие как он терпеть не могут повышать голос и всячески избегают неприятных ситуаций. Но, как я поняла сейчас, он был наделен еще и обостренным чувством порядочности.

      – Мисс Стернс, мы ждем…

      Девица встала с видом побитой собаки. Схватила сумку и стала пробираться к выходу. Но на полпути Хэнкок остановил ее.

      – Если сейчас вы выйдете в эту дверь, – сказал он, – я буду вынужден сообщить декану о том, что вы позволили себе оскорбительное высказывание в адрес другой студентки. Выбор за вами.

      Стернс остановилась как вкопанная.

      – Я назвала ее лизоблюдкой, – буркнула она, стоя лицом к двери. – Извините. Всё?

      – Вернитесь на свое место, пожалуйста, – велел ей Хэнкок. – Но прежде объясните нам, чем было вызвано подобное высказывание.

      В ответ Стернс, шумно всхлипывая, выскочила за дверь.

      Хэнкок