Песнь песней на улице Палермской. Аннетте Бьергфельдт

невероятно легко и просто.

      Но больше ничего из нее выудить не удалось.

      Дверь в неземное, по-видимому, открыта не для всех и каждого. Если бы я обладала таким же пропуском туда, как старшая моя сестра, я бы задала Богу вопрос о любви. Какова она? И вообще, ее на всех хватит? Или кому-то придется долго ждать и в результате не дождаться?

      Всякий раз, проходя мимо церкви святого Нафанаила, что на площади Амагербро, я останавливаюсь и разглядываю буквы с завитушками золотого цвета над входом в храм. Это прямое послание Господа:

      JEG GIVER EDER IKKE SOM VERDEN GIDER

      К сожалению, V в слове GIVER в обоих случаях выписана так затейливо, что напоминает скорее D.

      И в результате вместо

      МИР МОЙ ДАЮ ВАМ НЕ ТАК, КАК МИР ДАЕТ

      получается такое вот прискорбное граффити от Бога:

      ВИДЕТЬ ВАС ХОЧУ НЕ ТАКИМИ, КАКИМИ МИР ХОЧЕТ

      И что, здесь заканчиваются милосердие и сострадание? А Бог вообще чего-то желает? Существует ли план, обещающий нам бурную любовь взамен верной службы? Или что, прикажете бегать на цыпочках и ждать, когда тебя унесет ветром?

      Впрочем, я заставляю бабушку слишком долго пребывать в неопределенности.

* * *

      В Петрограде, казалось, прошла целая вечность, прежде чем прозвучал Варинькин ответ. Она долго хранила досаждавшее Ганнибалову сердцу молчание.

      «Но что делать ей в чужеземной стране? Он наговорил Вариньке кучу комплиментов, но они никогда ничего не значили для нее. Комплименты лишают женщин воли. Без ног, без направления – куда и на чем бежать-то? А что, если я не приживусь там…»

      Дед лихорадочно листал свой разговорник.

      – Дом! – сказал он на своем лучшем русском.

      – Пианино!

      – Музыка!

      – Тепло!

      – Искусство!

      – Свобода!

      – И… дети, – смущенно улыбнулся он. – И… дети!

      Слова-обещания о свободе и настоящем доме звучали так соблазнительно в ушах Вариньки.

      Жизнь в цирке была жесткой и жестокой. Всякую ночь слышались пьяные вопли униформистов, а спала Варинька с ножом под подушкой, на случай если глотатель огня Олег снова попытается пробраться к ней под одеяло. Да что там, ведь даже ее собственный отец Игорь почти не обращал на нее внимания, зависая в грязных борделях. А о его умении набирать в труппу бесталанных артистов лучше вовсе не упоминать. Именно по этой причине публика переставала ходить на представления. И цирк Совальской, и прежде не благоденствовавший, нынче и вовсе оказался на грани банкротства, так что Варинька просто не имела возможности есть досыта. Да у нее даже платья ни одного целого не осталось.

      «А вдруг она и в самом деле сможет полюбить этого добросердечного мужчину из чужедальней страны?»

      Раз уж чудеса и древесные опилки не располагаются на первом месте в списке ее приоритетов, а Ганнибал предлагает ей жить в теплом доме с пианино в Дании, то, может, настало время принять предложение? Он дружелюбен, и, судя по всему, ничего от нее не требует. Ей надоело спать с ножом под подушкой, и поскольку Вадим