Таис Афинская. Иван Ефремов

от одной женщины к другой, и почти безумная надежда загорелась в пристальном взгляде фиванки.

      Торговец оглянулся, ища колесницу красавиц, ехидная усмешка наползла было на его губы, но тут же сменилась почтением. Он заметил двух спутников Таис, догонявших приятельниц. Хорошо одетые, бритые по последней моде, они важно прошли через расступившуюся толпу.

      – Даю две мины, – сказала Таис.

      – Нет, я раньше пришел! – вскричал сириец, вернувшийся поглядеть на афинянок и, как свойственно всем людям, уже пожалевший, что покупка достанется другому.

      – Ты давал только полторы мины, – возразил торговец.

      – Даю две. Тебе зачем эта девчонка – все равно с ней не справишься!

      – Перестанем спорить – я плачу три, как ты хотел. Пришли за деньгами или придешь сам в дом Таис, между холмом Нимф и Керамиком.

      – Таис! – почтительно воскликнул стоявший поодаль человек и еще несколько голосов подхватили:

      – Таис, Таис!

      Афинянка протянула руку фиванской рабыне, чтобы свести ее с помоста в знак своего владения ею. Девушка вцепилась в нее, как утопающая за брошенную ей веревку, и, боясь отпустить руку, спрыгнула наземь.

      – Как зовут тебя? – спросила Таис.

      – Гесиона, – фиванка сказала так, что не было сомнения в правде ее ответа.

      – Благородное имя, – сказала Таис, – «Маленькая Исида».

      – Я дочь Астиоха – философа древнего рода, – с гордостью ответила рабыня…

      Таис незаметно уснула и очнулась, когда ставни с южной стороны были распахнуты Ноту – южному ветру с моря, в это время года сдувавшему тяжелую жару с афинских улиц. Свежая и бодрая, Таис пообедала в одиночестве. Знойные дни ослабили пыл поклонников Афродиты, ни одного симпосиона не предстояло в ближайшие дни. Во всяком случае, два-три вечера были совсем свободны. Таис не ходила читать предложения на стене Керамика уже много дней.

      Стукнув два раза по столешнице, она велела позвать к себе Гесиону. Девушка, пахнувшая здоровой чистотой, вошла, стесняясь своего грязного химатиона, и опустилась на колени у ног гетеры с неловким смешением робости и грации.

      Заставив ее сбросить плащ, Таис оглядела безупречное тело своей покупки и выбрала скромный полотняный хитон из своего платья. Темно-синий химатион для ночных похождений завершил наряд Гесионы.

      – Мастодетона – грудной повязки – тебе не надо, я не ношу ее тоже. Я дала тебе это старье…

      – Чтобы не выделять меня из других, – тихо досказала фиванка, – но это вовсе не старье, госпожа.

      Рабыня поспешно оделась, умело расположив складки хитона и расправив завязки на плечах. Она сразу же превратилась в полную достоинства девушку из образованных верхов общества. Глядя на нее, Таис поняла неизбежную ненависть, которую вызывала Гесиона у своих хозяек, лишенных всего того, чем обладала рабыня. И прежде всего знаний, какими не владели теперешние аттические домохозяйки, вынужденные вести замкнутую жизнь, всегда завидуя