Колодец старого волхва. Елизавета Дворецкая

их поединка, так это сама Забава. Заря разлилась по щекам, глаза заблестели молниями. Как все молодые кмети восхищались ею, так Забава восхищалась князем; с детства она преклонялась перед ним, как перед самим солнцем, и его единственным из всех на свете мужчин считала достойным любви. Сейчас за ней не следили скрытно-зоркие глаза княгини Анны, волна счастья и воодушевления несла Забаву на гребне, так искрились ее глаза, так плясала в ней каждая жилочка, что и самого Перуна она свела бы с ума.

      А Медвянке даже не хотелось теперь плясать, веселая игра гудков, рожков и трещоток не радовала ее. Здесь-то ей не удастся встать в середину круга и всех заставить восхищаться собой. Медвянка смотрела на Забаву, невольно любуясь ею и остро, горестно сознавая ее превосходство. Как красива была Путятина дочь, как нарядна и ловка, как горда своей статью, родом и богатыми уборами! Кто перед ней Медвянка – дочка ремесленного старосты из сторожевого городка, почти ничто. Медвянка не привыкла чувствовать себя хуже кого-то и оттого переживала унижение особенно остро. Она бросила взгляд в сторону Явора – а он что поделывает? Рядом с ним сидел теперь светловолосый витязь в синей шелковой рубахе, расшитой серебром, с красной вставкой на груди, – Ведислав Ратиборич. Он убеждающе говорил что-то Явору, положив руку ему на плечо.

      – О чем это они? – невольно вслух спросила пораженная Медвянка.

      – Кто? – Вереха услышал ее возглас и проследил за взглядом девушки. – Да Явор с Ратиборичем побратимы, я так слыхал, они с отроческих лет дружатся.

      Медвянка отвернулась со стыдом и досадой. Побратим Ратиборова сына – вот уж чего она не ждала! И это Явор, которого она чуть ли не трусом назвала! Медвянка уже жалела, что пошла на этот пир – он принес ей больше смущения и огорчения, чем радости. Теперь ей хотелось только, чтобы князь с дружиной скорее ушел и в Белгороде все стало по-прежнему.

      Дотемна бояре, кмети и отроки плясали в палате, а народ во дворе и на площади детинца перед княжескими воротами. На весь Белгород разлеталась игра рожков и трещоток, песни, смех, плесканье ладоней, удалые и веселые крики. Веселье, как огонь, гонит прочь беды и напасти – в это твердо верили славяне, оттого так много песен и плясок провожает славянина во всем земном пути от колыбели до могилы. Чем горячее веселье, тем удачнее будет предстоящее дело – и в теплый свежий вечер месяца травеня белгородцы сделали все, что могли, желая князю удачного похода.

      Через день на самой заре большая княжеская дружина выступала в поход. Рассвело рано, прохладный утренний ветерок тянул из близкой степи свежие запахи растущих и расцветающих трав. Старик Обережа сам вывел из конюшни светло-серого, почти белого княжеского жеребца под нарядным красным седлом и золочеными звоночками и бляшками на сбруе. Сотни глаз на широком дворе следили, не заденет ли конь порога – это было бы дурным знаком перед ратной дорогой. Но конь вышел легко, и сотни радостных криков разорвали тишину – боги благословляют новый поход. Отроки приняли