Тайный воин. Мария Семёнова

яростный рык.

      Отец и сыновья обернулись. Сухой мох летел во все стороны. Вожак соседней упряжки, сильный, буроватой шерсти кобель, как-то ушёл с привязи, чтобы тут же сцепиться с Зыкой. Разволновались и другие упряжки. Рёв поднялся такой, что с потолка сыпалась труха.

      – Хозяина зови!.. – заорал Сквара брату.

      Сам кинулся разнимать.

      Светел вылетел вон:

      – Дядя Поливан! Дядя Поливан, твой сорвался!..

      Здоровенные псы катались клубком. Сквара подхватил палку, принялся дубасить по ком попадя, грозно крича и раздавая пинки. Зыка почти сразу опомнился, разжал зубы. Бурого схватил в охапку подоспевший хозяин.

      Привязи были сделаны из жердин, прикреплённых к ошейникам, чтобы псы не перегрызали. Поливан осмотрел холостой конец.

      – Ремешок перетёрся, – сказал он виновато. – Чем за обиду велишь отплатить, брат Пенёк?

      Жог ответил не сразу. Сквара и Светел ощупывали Зыку, запускали пальцы в шерсть на его боках, шее и животе, заставляли показать лапы. Искали покусы. Не нашли ничего, кроме чужой слюны.

      У бурого оказалось пробито ухо. Небольшая отметина, оставленная клыком, уже запеклась. Собаки не люди: кобели очень редко бьются, чтобы убить.

      – Какие обиды, – сказал Пенёк. – Привяжи своего покрепче, чтоб смирно сидел. – И насмешливо обратился к старшему сыну: – Ноги-то не отбил вгорячах?

      Сквара пошевелил босыми пальцами, сморщился, смутился:

      – Отбил, атя!

      Зыка вилял хвостом, улыбался во всю пасть, не особенно понимая, с чего столько переполоху.

      Возле скоморошни хихикали, переминались девчонки. Жадно расспрашивали тех, кому Арела уже погадала. Остальные краснели и бледнели: ждали череда. Опёнки прошли мимо, чувствуя себя гордыми властелинами собственных судеб. Следом за отцом вступили в шатёр.

      Здесь вся их гордыня испарилась тотчас. Кербога с Гудимом стояли на подвыси и с невероятной – глазом поди поймай – быстротой метали друг другу… да не безобидные колобашки, а топоры. Даже в сумерках шатра было видно, насколько остро отточенные. Они вращались, мелькали и безошибочно укладывались выкаченными рукоятями в ладони. Светел попробовал перечесть топоры, но сразу сбился и бросил.

      Арела в углу рассказывала Облуше, какая та добрая, хозяйственная и незлобивая:

      – Уголки глаз у тебя кверху: ты хорошее видишь. И губы улыбаться готовы, всякому ласковое слово найдут…

      Опёнки перекинулись взглядом. В конце концов, Сквара от неё рукотёром так и не схлопотал.

      Любопытство тянуло к помосту, но братья смирно стояли подле отца. Дома, случалось, тоже баловались с топорами. Не дело под руку лезть.

      Кербога заметил вошедших. Острые лезья просвистели последний раз, он по очереди вмахнул их в колоду.

      – Утро доброе, лыжный делатель, – сказал он Пеньку.

      – Хвали утро вечером, – проворчал тот в ответ. – Пришёл вот взглянуть, кто моих сыновей разным разностям учит.

      – Добро! – улыбнулся Кербога, приглаживая ладонью