Тайный воин. Мария Семёнова

себя, Огонь, сбереги!

      Чтоб не стыли у людей очаги,

      Чтобы мир не погрузился во тьму –

      За обоих нас я раны приму…»

      Гусельная струна прозвенела отпущенной тетивой. Сквара уронил деревянный меч, преувеличенным движением схватился за грудь, медленно осел на колени. Светел в ужасе простёр к нему руки, но брат его отстранил.

      «Ты не плачь по мне, меньшой, не велю!

      Пусть накинули на шею петлю,

      Пусть согнут меня ярмом до земли

      И надежда потускнеет вдали,

      Пусть туман затмит Небес бирюзу –

      Где та цепь, чтоб удержала Грозу!»

      Сквара упрямо поднял голову, глаза горели. Привстав на одно колено, он воздел руки и резко, с усилием развёл, словно вериги порвал. Светел потрясал двумя мечами, стоя у него за спиной.

      Гусли Гудима скорбели, и радовались, и обещали победу.

      Кербога разошёлся не меньше мальчишек. Жаль было одного: вряд ли здешний люд увидит то, что сейчас видел на подвыси скомороший вожак. Завтра появятся котляры, небось станет не до веселья. Да и не перед котлярами такое играть. А потом правобережники уедут домой.

      Ну ничего. Удосужиться бы с утра повторить. Может, запомнят, к себе на Коновой Вен увезут.

      Гудим не сразу отложил гусли, всё ласкал их гибкими, сильными, совсем не старческими руками. Вдохновение, подаренное кощуной, выдалось таким высоким и светлым, что никому не захотелось просто так его отпускать.

      Старший Опёнок вдруг спохватился, вытащил припасённые кугиклы. Выложил на ладонь все пять цевок, подровнял, обхватил, стал подыгрывать гуслям.

      – Девичья снастишка, – тут же подметила неугомонная Арела. – У сестёр небось отобрал?

      Сквара как не услышал. Прикрыв глаза, водил кугиклами у рта, подпевая переборам струн.

      – Глянулся тебе Бог Грозы, – сказал Светел.

      Он бы предпочёл, чтобы она всё подмечала и язвила не Сквару, а его самого.

      – И никто мне не глянулся, – покраснела девчонка. Но хоть замолкла.

      Кербога вновь подумал, что, кажется, дал опрометку, приписав яркую даровитость одному младшему. Старший дикомыт играл по-настоящему хорошо. Скоморох улыбнулся:

      – Чудовые дела… Я тоже слыхал, что у вас в Правобережье бабы не берутся за гусли, а мужики – за кугиклы.

      Это, кстати, была правда святая.

      – Так бабушка за ним сперва с веником, а после смирилась, – расхвастался Светел. – Только он у девок не отбирал, сам смороковал, как полюбилось. Он все песни знает! Колыбельную мне сложил, вот. Я мал был…

      – По мне, и сейчас от горшка два вершка, – фыркнула Арела.

      Светел не остался в долгу:

      – Мал горшок, да сердит. – И посоветовал: – Не смотри высоко, глаза запорошишь. Тоже ещё, невеста!

      Она зло сощурилась:

      – Если хочешь знать, у меня суженый не пендерю лесному чета…

      – Пиявка рыжая! – сказал Светел.

      – Сам рыжий!

      – Цыц, ребятёнки! – окоротил обоих Кербога. – А ты, старшенький… Что за колыбельная? Сыграешь?

      Сквара