Цена победы. Россия. Лучшее из Истории. Эхо Москвы. Отсутствует

Терийоки рядом с границей. Отец говорит: «Ни одна страна с нами не сможет воевать, сразу будет революция». А я посмотрел – это рядом с границей, и говорю: «Папа, ты знаешь, наверное, как было? Наша Красная армия вошла туда, туда приехали эти коммунисты и создали правительство». Он говорит: «Да ты что!» Точно – в 13 лет я это все предсказал. Так что, в 15 лет я следил за войной, как немцы завоевывали Францию, у меня карты были, все, это мое хобби было – военная история. Значит, в этот день я лежал с высокой температурой, в 11 часов выступает Молотов. И как только он…

      В. РЫЖКОВ:

      А до 11-ти были какие-то слухи?

      Г. МИРСКИЙ:

      Нет!

      В. РЫЖКОВ:

      Глухо, тишина?

      Г. МИРСКИЙ:

      Конечно, ничего не было. Все совершенно спокойно, прекрасный день, воскресенье, лето. Как только Молотов сообщил о том, что началась война, и всю это свою речь произнес, с меня температуру сняло как рукой – в одну секунду. Моментально. Тут же ко мне прибегает мой товарищ школьный, и вы знаете, куда мы с ним отправились первым делом? На Кузнецкий мост в картографический магазин покупать карты.

      В. РЫЖКОВ:

      А он и сейчас там до сих пор, по-моему.

      Г. МИРСКИЙ:

      Да. Значит, мы купили карты Европы, а я еще купил карту Советского Союза. Помню, он на меня посмотрел, говорит: «А что ты покупаешь эту карту? Ты же знаешь, воевать-то будем на чужой территории».

      А у нас ведь тогда лозунг был какой? «И на вражьей земле мы врага разобьем, малой кровью, могучим ударом» – на чужой территории воевать. Я говорю: «На всякий случай». И оказалось, что я был прав, и потом он 2 года ко мне ходил, видел, как я переставлял флажки на карте Советского Союза. По сводкам Совинформбюро.

      Всю войну я переставлял флажки. Я в течение многих лет – сейчас, может, уже не так – если бы меня спросили, когда какой город был освобожден, я бы вам сказал с разницей, может быть, в три дня. Любой город – Смоленск, там, Киев, Минск.

      В. ДЫМАРСКИЙ:

      Георгий Ильич, а можно я вас здесь перебью, и такой вопрос задам. А вот, сводки Совинформбюро, они были абсолютно соответствующие реальностям?

      Г. МИРСКИЙ:

      Это было жуткое вранье.

      В. ДЫМАРСКИЙ:

      Ну, как? Но если они говорят, что взят или оставлен…

      Г. МИРСКИЙ:

      Если вы говорите про начало войны, то было так. Сначала вообще было полное вранье и никаких – где-то там отбили, где-то разбили. И разговоры первые дни были такие – вот я слышал, всякие там родственники близкие, дальние, и так далее – слышали, наши, говорят, уже к Варшаве подходят. Другой говорит: а я слышал, что уже Кенигсберг вот-вот будет взят. Третий, значит, говорит: какой-то немецкий танковый корпус уже в Восточной Пруссии разбили. То есть, у всех было определенное впечатление…

      В. ДЫМАРСКИЙ:

      То есть испуга не было?

      Г. МИРСКИЙ:

      Нет. Что мы вошли, рванем в Германию и все. Люди-то видели картину «Если завтра война», понимаете? И видели, пели эту песню, все были убеждены, что Красная армия сможет все, что даже