На берегах Северной Двины. Денис Владимирович Макурин

пыталась вырваться и лаяла, лаяла, лаяла, пока ошейник не перехватил её горло. Альма хрипнула, сделала глоток воздуха и только тогда успокоилась. А я совсем растерялся. Я отчаянно ничего не понимал и не знал, что делать. Моё сердце забу́хало так сильно, что ушам сделалось горячо. Я с трудом завёл Альму в дом, захлопнул дверь и снова выбежал на улицу. Мама отошла к машине, первый солдат уже сидел за рулём, второй – открывал маме дверцу, «в чёрной куртке» дожидался у крыльца, всё так же держась за ручку нагана. Указав рукой на машину и пропустив меня вперёд, он пошёл следом. Но не успел я дойти до машины, как дверь нашего дома распахнулась…

      Альма за пару прыжков настигла человека в чёрной куртке и схватила его за ногу. Раздался выстрел, и Альма упала.

      Меня затолкали в машину, захлопнули дверцу, и мы поехали. Я сидел и думал об Альме, что она осталась одна, что лежит на земле, что ей холодно и некому пожалеть. Глаза застилала пелена, в ушах звенело, «в чёрной куртке» всю дорогу злобно подталкивал меня локтем и ругался. Я никак не мог понять, за что он так с Альмой? Уж лучше бы меня, ведь это я виноват, ведь Альма меня защищала. Мне почему-то вспомнилось, как она радовалась каждое утро и бросалась обниматься, когда я выносил ей миску с кашей. Как она, бывало, врывалась в комнату, запрыгивала на кровать и облизывала мне лицо, а я отмахивался от неё и пытался прогнать. Я всё думал, думал и не заметил, что плачу. Сижу, плачу, вот просто слёзы градом, а я их не замечаю.

      Мама обняла меня, прижала к себе и еле слышно прошептала:

      – Держись, сынок. Крепись. Коли уж стряслось – всё проживём.

      Но мне не хотелось ничего переживать, мне не хотелось жить. Нечем было крепиться. И едкое, жгучее, горькое чувство щипало в горле. Я рыдал.

      Глава VII. Телеграмма

      Человека в чёрной куртке звали Бескашин Игорь Андрианович. Был он молодой, худощавый, среднего роста, с неприятным взглядом и резким, ржавым голосом. При ходьбе Бескашин сутулился, руки всё время держал за спиной, будто был он арестант. Изредка всё же встряхивал побелевшие кисти, одёргивал рукава, поправлял чуть съехавшие очки на горбатую переносицу, но, делая широкий шаг, снова закидывал руки назад.

      Воспитывался Бескашин без отца и матери, зато дедом – генералом Первой мировой войны Бескашиным Андрианом Георгиевичем. Моя мама хорошо знала Андриана Георгиевича, не раз встречала его в нашем храме, и, когда Бескашин представился, она не могла поверить, что у генерала такой жестокий внук.

      Бескашин окончил военное училище, но, в отличие от деда-генерала, вступил в большевистскую партию, рассчитывая сделать карьеру. На этот момент он уже был уполномоченным секретного оперативного отдела Чрезвычайной комиссии по Архангельской губернии, в простонародии – чекистом. В его личном деле, в графе «Характеристика» была одна короткая запись: «Инициативен. Карательную политику направляет на беспощадную борьбу с изменниками, шпионами, контрреволюционерами и предателями Родины». Одной этой записью и можно было бы описать человека в чёрной куртке.

      О причине ареста мы догадались не сразу. Оказалось, что увиденное нами чудо взволновало людей и об этом