Луноликой матери девы. Ирина Богатырева

сказала я и косу губами зажала, чтобы не смеяться.

      – Нет, повтори!

      – Клянусь, что стану жуком навозным, червём, росомахой, если выдам…

      – Опарышем, – подсказала Очи.

      – Опарышем, если выдам Очишкину тайну.

      – Хорошо, – кивнула она. – Тогда отвернись.

      – Зачем, я же поклялась?

      – Отворачивайся!

      Я отвернулась. Слышала только шорох, как будто бы по коре, – а она уже говорит:

      – Всё!

      Я повернулась – она держала в руках большой горит из кожи с резной деревянной накладкой. На накладке вырезаны были звери – барсы, терзающие барана, крашенные красной краской. Из горита торчал пучок стрел и изогнутый лук, и застёгнут он был красивой точёной пуговкой.

      Очи достала лук – загляденье! – из рога горного быка, поблёскивал матово. Она его прижала ногой, набросила тетиву – на ветру запел лук, готовый к охоте и битве.

      – Это же клад! – восторженно выдохнула я. – Откуда ты знала, что он здесь?

      – Это мой. – Очи отвечала как бы невзначай, а глаза светились гордостью. – Мне Камка подарила, он её был. Боевой, для битвы выгнутый! Но она увидела, что я как хищник охотиться стала, и отдала мне. Стрелы я сама приучилась резать, а за этими она в стан ходила – смотри: железные!

      – Настоящий друг такой лук. С ним расставаться не захочется.

      – Я и не хотела. Камка велела: на посвящение оружие брать нельзя. – Очи вздохнула. – Шеш, наговорились, пойдём.

      Она кинула горит на плечо – слишком велик он ей ещё был, чтобы на пояс повесить, – и побежала вниз вдоль обрыва.

      – Очи! Камка велела силки ставить! Оставь лук! – крикнула я, пустившись следом.

      – Те! – Она не обернулась. – Сегодня мы настоящее мясо добудем, а зайцев пусть лисы душат.

      – Очи, недоброе ты замыслила! Камка злиться станет. Вдруг лишит посвящения?!

      – Так ты клялась тайну хранить! – Она остановилась и обернулась.

      – Тайну горита смогу сохранить, но о смерти своей дичь расскажет, – сказала я, догнав её.

      – Не расскажет, – тряхнула Очи стриженой головой.

      – А как ты рану скроешь?

      – Мы её с утёса кинем, как будто разбилась. А после разделим и мясом принесём. Оно от удара мягким станет, не догадается Камка!

      Я не знала, соглашаться ли на такое. Мысль была хитрой, но и Камка хитра. Сердце ныло нехорошим предчувствием. Не хотелось обманывать Камку. За меньшее ослушание лишала она посвящения. А что будет, если выгонит? Как жить год? А говорили ещё, могла и убить. Бывало, не возвращались дети с посвящения, и никто не мог узнать, что с ними случилось: духи ли забрали, сама ли Камка в бело-синее путь указала…

      Но Очи разбирал охотничий дух, и горит жёг ей плечо.

      – Те, ты боишься! – крикнула она. – Так не ходи! Здесь жди.

      – Нет. Ушли вдвоём – вдвоём и вернёмся. Хоть не лежит к такой охоте сердце, придётся идти с тобой.

      И мы стали спускаться к реке. Потом, перебравшись на другой берег, пошли у самой воды.

      – Я эти места хорошо знаю, – говорила