Луноликой матери девы. Ирина Богатырева

мы сейчас должны вернуть жертву. Я знаю, куда идти.

      А я и правда твёрдо это знала. Потому не вниз стала спускаться, а пошла вверх, вдоль по обрыву. Очи – за мной. Хоть ни разу не была в этих местах, я словно внутренним взором видела, куда направляться.

      Мы поднялись на каменистую плешь – пустое широкое место. Каменный язык спускался с горы, и снег заметал острые валуны. Через бурю я различала отвесные утёсы. Они стояли поодаль, неприступные, как стены, за которыми начинается чертог Бело-Синего, и каменный язык вытекал между ними.

      – Нам туда! – махнула я вперёд и хотела идти быстрее, потому что радостью застучало сердце.

      Но Очи вдруг бросила шест:

      – Нет! Нет, Аштара, туда нельзя! Камка говорила, здесь вход в мир алчных духов. Я туда не пойду, и ты не ходи.

      – Но Царь зовёт меня!

      – Это верная смерть! Духи тебя манят!

      – Почему? Почему так решила Камка? – Я была в отчаянии: всего шаг отделял меня от искупления, а мне не давали его совершить.

      – Она знает: здесь тропа в нижний мир.

      Страх остановил нас. Я проследила вновь каменную дорогу, заносимую снегом. Как стражи, стояли утёсы. Но духов я не видела, только снег и ветер.

      – Я пойду, Очи, – сказала я твёрдо. – Если Царь зовёт меня в нижний мир, пусть будет так. Тебе же опять говорю: возвращайся.

      И пошла, волоча мешок с мясом. Очи, ничего не сказав, догнала меня снова.

      Наш путь был неблизок. Утёсы оказались могучими горами. Долго, мучительно долго мы шли по камням, падая от ветра и снега, а они всё нарастали и нарастали. И вот, подойдя к ним вплотную, мы оказались как бы перед границей: между скалами не задувал ветер, и камни лежали чёрные, без снега, словно мы стояли у входа в пещеру. Я застыла, не зная, идти ли дальше. «Царь ходит, не оставляя следов», – вспомнилось присловье охотников. Значит, для него это место: даже зимой он здесь следов не оставит. Подумав так, я хотела уже сделать шаг, но вдруг ко мне подскочила Очи, схватила за локоть и дико крикнула:

      – Слышишь?

      Из темноты, нарастая, вдруг пошёл жуткий гул. Низкий, рокочущий, он начинался тихо, но рождал ужас, от него камни принимались дрожать и двигаться, потом становился всё громче, поднимался и рос, после уже и свистел, и визжал, и словно бы хохотал над нами… Мы переглянулись: духов по-прежнему не видели, но кто ещё мог издать эти звуки?

      – Хорошо, – кивнула я, – буду звать Царя отсюда.

      И стала разворачивать шкуру. Она промёрзла, мясо слиплось. Я откалывала куски ножом. Потом, разложив на камнях, взяла голову козы и пошла с ней в проход.

      – Царь! – крикнула я что было мочи, чтобы перекричать ветер. – Царь, это я! Я пришла вернуть тебе твою добычу! Чтобы нить жизни не обрывалась! Я осознала ошибку, Царь! Приди и суди меня!

      И кинула козью голову. Ветер унёс звук удара, и я не увидела, куда она упала. Подождала, но никакого знака не давали ни духи, ни Царь. Тогда вернулась и стала кидать в проход куски мяса, пока не раскидала все. Потом снова стала слушать и ждать.

      – Он молчит, Ал-Аштара? –