Медные лбы. Картинки с натуры. Николай Лейкин

Купцу во всем счастье. Иной, пожалуй, и в ложке утонет.

      В толпе хохот. Сибирка обижается:

      – Зачем же такая мораль на купца?

      – Как зачем? Купец живет грешно и умрет смешно. Ведь вот в «Молодцовском клубе» в фонтале утонул не мастеровой человек, а купец же.

      – Дубина! Туда мастерового-то человека не впустят, так как же ему утонуть.

      – Уж и не впустят! Накинь на себя одежу хорошую да покажи рубль – вот те и впуск.

      – Орясина! Да где ты рубль-то возьмешь, коли ты, может, щи лаптем хлебаешь.

      – Тьфу! Ну чего ты ругаешься? И разговаривать-то с тобой не стоит. И какой разговор завел! Об утоплении. Да мне-то что? Нравится тебе топиться в фонтале, ну и топись!

      Мастеровой еще раз плюнул и пошел своей дорогой.

      Купчиха и кучер

      В спальной на диване сидит вдова-купчиха. На вид – глыба тела. Лицо заплыло жиром. Зубы подвязаны носовым платком. Из-за платка торчит вата. Уши заткнуты морским канатом. На плечи накинута заячья душегрейка. Перед купчихой ведерный самовар; около купчихи две старухи в черных суконных платках. В комнате жарко и душно, пахнет деревянным маслом, бабковой мазью. Все сидят и преют. Входит полная и румяная девушка в ситцевом сарафане и с лентой в косе.

      – Кучер, тетенька, найматься пришел, – докладывает девушка.

      – Кучер, ах ты господи! Сюда его звать-то, что ли? – заклохтала купчиха. – Где ж мне на крыльцо или в кухню к нему выходить! Ноги – словно тумбы тротуарные, сама – словно тыква. Тронешься с места, а опять и заноет что-нибудь. Уж так я рада-то, что у меня всякая боль застыла.

      – Конечно, позовите его, матушка, сюда. Что вам себя тревожить, – заговорили старухи.

      – А вдруг это взаместо кучера-то мазурик?

      – Да ведь братец ваш со своей камердацией его прислал, так какой же мазурик.

      – Ну, на братца тоже положиться, так трех дней не проживешь. Он эфиоп известный и как во хмелю, то все с насмешками. Просила я это у него летось канарейку купить, а он мне лягушку в клетке прислал. Загадать разве на картах: мазурик это или кучер?

      – Не стоит, тетенька. На вид он мужчина совсем обстоятельный, – сказала девушка. – Да чего вы боитесь? Велите позвать.

      – Боюсь я, как бы не стал он высматривать, где у меня билеты лежат. Высмотрит да и схватит нас за горло. Что мы тогда поделаем? Мы женщины сырые.

      – Не посмеет. Его дворник Никита привел и стоит вместе с ним в кухне. Коли ежели что – сейчас можно дворника кликнуть.

      – Ну, зови. Да дворнику-то скажи, чтоб он не выходил из кухни.

      Вошел кучер в серой нанковой поддевке – здоровенный мужчина с окладистой бородой и с серьгой в ухе.

      – Желаем здравствовать-с! В кучера к вашей милости наниматься пришел, – сказал он.

      Купчиха смотрела на него подозрительно.

      – Да ты не татарин? – задала она ему вопрос.

      – Боже избави! Что вы, помилуйте! Мы даже самые настоящие христиане, потому к старикам на кладбище ходим. Я в Москве в одной моленной кадило подавал. Таперича заставь нас на шестой глас «Пойте Господеви, пойте» пропеть – в лучшем виде.

      – А