Петербургская литература. Альманах 2022. Сергей Анатольевич Шаповалов

Самое важное берите, обязательно тулуп, валенки. Ночи уже холодные, не лето – конец сентября на дворе, – он закашлялся.  – Сколько прятаться по лесам, никто не знает.

      Старуха растерянно огляделась в  хате, перекрестилась на красный угол, куда уже давно, несмотря на косые взгляды невестки, прикрепила старенькую иконку Спаса, виновато улыбнулась:

      – Мне нічога не трэба, а смяротны хатулёк – вось ён, гатовы, – достала с полки за печью аккуратно сложенное и завязанное в платочек чистое бельё. – І хустачка ёсць, і свечка з царквы.

      – Хатулёк тоже берите! – разрешил Сепачёв и удивлённо уставился на сноху:

      – Почему сидим? В неметчину захотела?

      Но Наталья не двигалась, будто впала в ступор.

      – Наташа! – крикнул почти на ухо.

      Вздрогнула, обернулась:

      – Василий Семёнович, там, как к озеру идти, бревно. Пока не утащили, взять бы на дрова? Зима долгая, чем топить будем? Я одна не приволоку.

      – Какое бревно? – схватил за плечи,  с силой тряхнул.  – Встать! – команда прозвучала жёстко. – Полчаса на сборы!

      Обоз из езерищанских беженцев: Овсовы, Кондратенки, Плескуновы,

      Севостьяновы, Сепачёвы, – направляясь, якобы,  в Городок, как властями приказано, миновал немецкие посты и свернул в лес, в сторону Давыдёнок. Наталья, приближаясь к родным местам, где каждый бугорок и кустик знакомы, почувствовала спокойную уверенность, на душе посветлело. Лес лесом, но в деревне ещё и родная тётка, мамина сестра Дарья Тихоновна. «Не пропадём!», – тешилась надеждой, укутывая в одеяло Галинку. Лариса прилепилась сбоку и, согретая маминым теплом, задремала. Беженцы переговаривались шёпотом, телега слегка покачивалась, Наталью тоже непреодолимо потянуло в сон…

       «И-и-го-го!», – фыркнула, заржала кобылица. Молодая, упитанная, шерсть лоснится. Нет ни хозяина, ни пастуха. Вольно пасётся в редком перелеске. «Стой!», – хватает за уздцы Василий Семёнович, но управиться не может. Наталья быстро соскальзывает с телеги, смело взлетает на мощную лошадиную спину и скачет, скачет к дымящемуся голубыми туманами озеру. И кобылица слушается, признаёт в ней хозяйку, чувствуя решительный характер, затаённую уверенную силу…

      – Stehen! Wer sind Sie? Wo? – на дороге внезапно появился немец,  заросший щетиной с поблёскивающей сединой, и даже форма не придавала ему военного облика. Преградив путь, щёлкнул затвором «Фольксштурмгевера»**.

      – Чёрт из табакерки! Видать, фашистский ополченец, – вполголоса обронил Сепачёв и, останавливая коня, уже громко, но невозмутимо пояснил:

      – Обоз. В Городок приказано.

      Наталья очнулась от дрёмы, не раздумывая, прямо с Галинкой на руках соскочила с телеги:

      – Пан офицер, дети  у нас!  Киндер! Цвай! Кляйн цвай киндер! – умоляюще заглядывала в усталые глаза пожилого фрица.

      Уныло разглядывая женщину с ребёнком, он меланхолично размышлял о своём: «Если мы, немцы, летом удирали от русских и так удираем осенью, что же будет зимой? Надо спасать свою шкуру. Война проиграна».  Сунул руку в карман, снова нащупал письмо из Германии от сестры