Сердце волка. Андрей Дышев

срыв! – вдруг включился в разговор профессор. – Страх перед будущим, осознание своей никчемности… Такое случается среди подростков.

      Капитан повернул голову, с удивлением взглянув на профессора.

      – А это кто? – спросил он меня.

      Я не успел ответить, как профессор отрекомендовался по полной форме:

      – Заслуженный деятель культуры, лауреат премии Адриена Эбрара, доктор исторических наук, профессор Курахов Валерий Петрович!

      И поклонился.

      Капитана впечатлил список титулов, он удовлетворенно кивнул головой и снова принялся катать по столу фуражку.

      – Ну, и что вы там про нервный срыв говорили? – напомнил он.

      Профессор на минуту задумался, готовя новый словесный фейерверк.

      – Видите ли, мы имеем дело со своеобразным психологическим конфликтом, когда неокрепшая нервная система подростка вплотную соприкасается с нашей, так сказать, мрачной действительностью, и первый всплеск эйфории от открывающихся радужных перспектив сменяется горестными заботами о хлебе насущном…

      – Понятно, – протянул капитан таким тоном, словно хотел сказать: "Ни хрена не пойму, что ты там наплел".

      Курахов тем временем встал рядом со мной, плечом к плечу. Он уже верил, что я не имею никакого отношения к самоубийству Сашки, и мысленно просил меня ничего не рассказывать о ночном происшествии. Профессор не был заинтересован в милицейском разбирательстве, и в этом отношении мы были с ним союзники.

      Я подал капитану завтрак. Тот в первую очередь взялся за томатный сок, всыпал в стакан полную чайную ложку соли и, отпивая маленькими глотками, часто вздыхал и вытирал платком вспотевший лоб. К овощному салату он не притронулся, зато с куриным окорочком расправился в считанные секунды.

      – Ну, что? Прикрыть твою частную лавочку? – спросил милиционер, вытерев губы и кинув салфетку поверх тарелки. – Люди пропадают, вешаются. Непорядок!

      Он чего-то ждал от меня, а я почему-то никак не хотел понять, чего именно. Курахов не выдержал паузы и поспешил заявить о своих правах:

      – Лично я заплатил деньги за проживание в этой, так сказать, гостинице. И потому, уважаемый господин начальник, претворяя в жизнь свои благородные цели, не забудьте побеспокоиться о соблюдении закона о потребительском праве.

      – Чего? – поморщился капитан, жуя фильтр сигареты, и, не дождавшись повторения, усмехнулся, покрутил головой и поднес к сигарете зажигалку. – Умные, блин, все стали, о законах говорят так, будто в этом что-то понимают.

      Он встал, надвинул на лоб козырек фуражки и, выдыхая дым мне в лицо, процедил:

      – Даю три дня. Думай. Но этот бардак я больше не потерплю. Закрою твой притон к едрене фене!

      – Мне кажется, что этот облаченный властью гражданин намекал вам про взятку, – сказал профессор, когда калитка за милиционером захлопнулась.

      – Я уже устал платить всем подряд, – ответил я.

      Профессор ободряюще похлопал меня по плечу:

      – Коммерция,