Сердце волка. Андрей Дышев

живо представил себе реакцию профессора.

      – Лучше бы это сделал кто-нибудь другой, – сказал я, приподнимая парня за ворот рубашки.

      13

      Профессор продемонстрировал завидную выдержку. Он взглянул на Сашку, ничем не выдал своих чувств, не издал ни одного упрека в адрес "вшивых апартаментов", быстро зашел в свой номер, повсюду зажег свет, прошелся по комнатам, после чего спросил у меня:

      – Вы его обыскали?

      – Нет.

      – Надо бы… Надо бы! – повелевающим тоном повторил он и, не дождавшись от меня решительных действий, близко подошел к официанту и приказал: – Ну-ка, малец, выверни карманы и расстегни рубашку!

      Сашка подчинился. На пол выпали дверной ключ, шариковая ручка, огарок свечи и зажигалка. Курахов мельком взглянул на предметы и снова зашел в номер.

      – Свои вещи узнаете? – спросил я.

      – Не-ет, – едва разжимая зубы, протянул профессор. – Не узнаю… Да не стойте вы там, сейчас разбудите весь свой бомжатник! Заводите отрока сюда!

      Я легонько подтолкнул официанта в профессорский номер. Не думаю, что Марина продолжала крепко спать в своем номере после того, как Сашка слету приземлился на пол, отчего содрогнулась вся гостиница. Но смелости выглянуть в коридор у нее хватило лишь тогда, когда она услышала наши с профессором голоса. Она высунула заспанное лицо из-за двери, испуганно посмотрела по сторонам и шепотом спросила:

      – Что происходит? Что здесь упало?

      Ее огненные волосы были распущены и упругими волнами лежали на обнаженных плечах. Марина была в ночной рубашке, босая, и я мимоходом заметил, что в неглиже, помятая теплой постелью, она выглядит намного привлекательнее, чем в черной юбке, сиреневой кофточке и с туго заплетенной косой. Такие красивые густые волосы надо показывать, а не вить из них веревку.

      Мы с профессором не успели махнуть на нее руками, чтобы она поскорее закрылась, как в коридоре появился озабоченный ночным переполохом отец Агап. Батюшка спал на своем топчане не раздеваясь, и потому пришел по всей форме – в брюках и рубашке, причем в движении его было столько решительного порыва, словно батюшка намеревался сходу вступить в бой с нечистью.

      – Что за шум? – женским голосом возвестил он о своем появлении.

      – Идите почивать, батюшка! – сдержанно, но твердо попросил профессор, прикрывая за собой дверь номера, где бледный, с дрожащими руками, на диване сидел Сашка.

      – Мне показалось, – сказал священник, глядя то на меня, то на Курахова, – что здесь происходят не совсем хорошие дела.

      Марина переступала с ноги на ногу и ежилась на пороге своего номера. Отец Агап увидел ее и нахмурил брови:

      – Ну-ка, немедленно оденься, негодница! Как тебе не совестно в таком виде появляться перед мужчинами!

      – Ей не надо одеваться, – вмешался профессор. – Ей надо закрывать двери и ложиться спать. Как, собственно, и вам… Марина, я к тебе обращаюсь!

      – Я испугалась, – прошептала Марина, пряча свои роскошные плечи