.

ряд святых с этим именем, память которых приходится на разные дни и месяцы церковного года. Если же имя Нестор было дано ему при постриге, то узнать день, в который это произошло, невозможно по той же самой причине: хотя в те времена новое давалось постригаемому в монахи по имени одного из святых, празднуемых в день совершения обряда[62], Несторов в святцах несколько, и дни празднования их памяти не совпадают. Возможно, наш герой был крещен в память мученика Нестора (день памяти 27 октября старого стиля) – ученика святого Димитрия Солунского. Юноша Нестор победил в поединке Лия, любимого бойца императора-язычника Максимиана и был за исповедание христианской веры казнен по приказу царя – гонителя христиан[63]. В таком случае древнерусский книжник мог тоже видеть в себе борца за веру, но орудием своим считал не руку и не оружие воина, а перо.

      Зато с определенной долей уверенности можно назвать среду, к которой принадлежали родители Нестора Летописца. Нестор был действительно для своего времени высокообразованным книжником. И «Чтение о Борисе и Глебе», и Житие Феодосия Печерского свидетельствуют об отличном знании автором переведенных с греческого житий; обыгрывание значения Феодосиева имени – о знакомстве с греческим языком, как и грецизм «кафоликани иклисиа»{17} («вселенская церковь») в «Чтении»[64]. Автор этих житий, конечно, совершенствовал свои знания и усердно читал книги, став монахом, но можно согласиться с предположением М. Д. Присёлкова, что он выделялся образованностью уже при вступлении в печерскую братию. Но кто мог тогда получить еще в юные лета хорошее образование? Конечно, человек, родившийся в знатной, боярской семье, или сын княжеского чиновника или священнослужителя. Не только образованность, но даже элементарная грамотность, особенно в первые десятилетия после крещения Руси, была, очевидно, достоянием весьма тонкого слоя общества. (Ситуация не изменилась принципиально ни в Московской Руси, ни – в общем и целом – в императорской России.) Как будто бы это утверждение опровергают многочисленные берестяные грамоты, найденные за последние семьдесят лет в культурном слове Великого Новгорода. Однако число их, превысившее тысячу, не покажется столь значительным, если учесть, что они были написаны на протяжении примерно пятисот лет. Кроме того, у целого ряда этих древнерусских писем и записок повторяются как авторы, так и адресаты. Да, найдены, вероятно, лишь крупицы из древненовгородского эпистолярия на бересте. Но всё же было бы весьма рискованно говорить о почти всеобщей грамотности Господина Великого Новгорода.

      Владимир Святославич, крестив Русь, попытался создать школы. «Повесть временных лет» под 6496 (988) годом свидетельствует: «Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное». Однако это новшество вызвало отторжение и неприятие: «Матери же детей этих плакали о них; ибо не утвердились еще они в вере, и плакали о них, как о мертвых»[65]. Почему женщины так восприняли обучение

62

Этот обычай сохранялся на Руси до XV века; см.: Успенский Б. А., Успенский Ф. Б. Иноческие имена на Руси. С. 101–103.

63

См. о нем в переводном Житии Димитрия Солунского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2: XI–XII века. СПб., 1999. С. 178–181.

17

Так названа киевская Богородичная Десятинная церковь, первоначально бывшая митрополичьим кафедральным храмом – главным храмом Русской Церкви.

64

См.: Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им / Приготовил Д. И. Абрамович. Пг., 1916. С. 19, л. 108в (Памятники древнерусской литературы. Вып. 2). Возможно, это свидетельство использования Нестором какого-то текста на греческом языке, посвященного Борису и Глебу. См. об этом: Айналов Д. В. Очерки и заметки по истории древнерусского искусства. IV. Миниатюры «Сказания» о свв. Борисе и Глебе Сильвестровского сборника // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. 1910. Т. XV. Кн.3. С. 42.

65

Повесть временных лет. Ч. 1. С. 280.