Диалоги с самсарой. Стиходелии. 2012—2021. Дмитрий Гольденберг

они, текстики.

      Вот она, твоя голова, бейсбольною кепкою очерченная.

      Головень твоя, мазо-садо́вая, к дьявольщине донельзя доверчивая.

      Глазенапы навыкате, нолики, часовыми стрелками само-перечеркнувшиеся в крестики.

      Голоса, голоса, голоса…

      Наискось

      Чёрным фломастером по белым обоям облакобетованности – полоса.

      Наизнось

      Фонтанируя осаннами, входит в экстаз изрезавший кожу бритвой культовый жрец.

      По заснеженной проволоке мягко вальсирует, балансируя, мёрзлого воздуха Полный Песец.

      Наикимлн Фатц, кастрированный оборотень-брадобрей…

      В королевстве кривых зеркал открывают театр исчезающих в полдень теней.

      Исчезающие в полдень тени переходят в Зазеркалье через искривлённые зеркала.

      И только ты исписываешь иероглифами плоскость выпукло-вогнутого небесно-купольного стекла.

      …

      У небесилова нету конца,

      Нету начала.

      Антуанетта Зилова спала с лица,

      Проглотив пару фунтов мочала.

      Дописав до конца, что оставим фантазии прочих,

      За бутылью винца до ветвящихся строчек охочих?

      Окончанье стиха в клюве в чащу унёс почечуй.

      Потчуй ворохом пошлых метафор нас, ветер, слепой тихобздуй!

      АБАБ-20

      Всё закончено. Перевёрнута последняя страница.

      Страница первая, целомудренно голая, покрывается мурашками.

      Всё заколочено. Передёрнута пресловутая стран-ни́ца.

      Граница дозволенного нарушена выскочившими из вещмешка запятнанными ночными рубашками.

      Автомат так уютно уткнулся прикладом в плечо оружейника Стечкина.

      Сумка с корреспонденцией натёрла плечо жизнью потрёпанного почтальона Колечкина.

      Наркоман Авенир Фиалковский натягивает на физию лыжную шапку с прорезями для глаз.

      Капитан Коробейников, присоединяясь к оргии фетишистов, облизывает губы и напяливает противогаз.

      Снедаем сомнениями, Филистимлянин уступит дорогу собственной тени.

      Порт-о-Пренс засыпает и просыпается, окружённый пиратскими кораблями.

      Воспоминания о несбывшемся будущем преданы огненной ржавчине лени.

      Белое с чёрным, хихикая, предлагают друг другу меняться ролями.

      Вычтем секретные письмена, проступающие на коже.

      Выпьем до дна среброкубки, наполненные индукторами метаморфоз.

      Выстрелим потом страсти, кинокефалами связанные, на прокрустовом ложе,

      Лающими на пролетающих мимо мух и стрекоз.

      Выведем строки, зарифмованные по схеме АБАБ, ААББ или АББА.

      А после, насытившись, выпишем строк восемнадцать, белым грехом.

      Строчки последние две проступят татуировкою на коже выстеганного мною прораба.

      Строчка двадцатая будет горбатой невестой, где-то подцепленной лыка не вяжущим женихом…

      Этюд о Логосе и прочих материях

      Невдохновлён природой пустоты,

      Необольщён изнанки обещаньем,

      Лишь освещён