Два писателя, или Ключи от чердака. Марина Голубицкая

сказала, что в тридцать семь с половиной лет случаются катастрофы. А мы как раз тонули. Представляешь?

      – Да уж… Но ведь не все же тонут.

      – Только те, кто духовно не развивался.

      – В тридцать семь? Александр Сергеевич Пушкин, например.

      Лёня решительно на меня наваливается. Я пытаюсь освободить нос. Зачем я вообще болтала! Теперь он меня не подождет. Рассердился, устал уже ждать. Теперь или ссориться, или… Срочно пытаюсь что-то нафантазировать. Я молоденькая проститутка, а он старый аристократ. Я его обслужу, еще бы руки освободить. Или ноги. Освободить бы хоть что-нибудь. Нет, на старого аристократа это мало похоже. Нетерпеливый подросток. Крупный, пыхтит мне прямо в ухо – ничего, мы сейчас с этим справимся. Я томная тридцатипятилетняя дамочка, а он неопытный, шестнадцатилетний. Лето. Дача. Дом как у родителей, там по соседству родители Пьюбиса. Странно, я Пьюбиса там никогда не встречала. Пьюбис с Чмутовым парились в бане зимой. Мне Майоров сказал. Пьюбис с Чмутовым. С Чмутовым? С Чмутовым. С Чму-у-утовым. С Чмутовым, с Чмутовым… Надо же! Все.

      27

      Теперь я читаю его книжку, как разведчик. Ищу хоть что-нибудь «про любовь», но ничего не встречаю и с надеждой приступаю к роману, к конспекту романа, как автор его назвал. Герой конспекта, писатель Омутов, долго стоит перед зеркалом, выбирая имидж – хайратник, длинное пальто, перо за ухом, – затем отправляется ошарашивать трамвайных пассажиров. Он гуляет якобы по Перми, но я, пермячка, не узнаю родного города. Чмутов описывает Екатеринбург, герой кружит по его улицам, кружит в окрестностях моего дома, редакции журнала, на площади и на рынке – мне никогда не хотелось здесь гулять.

      Я впервые прилетела в Свердловск с трехнедельной Машей, Лёня заканчивал аспирантуру, я спряталась к маме под крыло – о том, как растет наш ребенок, я рассказывала мужу в письмах. Не так много было в моей жизни поступков, ради которых хотелось бы повернуть время вспять. После полнокровной московской юности запереть себя в чужом городе, в героических буднях какого-то одинокого надрывного материнства! Родители переехали из Перми лишь недавно и каждое утро перед работой и каждый вечер после нее обсуждали трамвайные маршруты – папе нравилось выбирать оптимальный. Я не знала ни улиц, ни остановок Свердловска, ни за одним из миллиона его окон не жил хоть кто-нибудь мне знакомый. Я слушала разговоры родителей как рассказы о дальних странах. Однажды, совсем уж затосковав, вырвалась за пределы двора и прямо с коляской отправилась на проспект Ленина – пусть ребенок подышит городом! Был теплый июльский вечер, зажглись фонари. Из кинотеатра «Искра» выходили люди, распространяя запах духов и сигарет, прищуривались, озирали реальную жизнь, окликали своих. В них еще угасал просмотренный фильм, угасал постепенно, как гаснет в кинозале надпись «Выход». Я попыталась затесаться в толпу, прислушалась к разговорам, к смеху. Постояла на остановке. Освещенные окна трамваев подрагивали чередой заманчивых кинокадров…

      Как только, с чем только и куда только с той поры мне не приходилось передвигаться по Свердловску! С санками, лыжами, Зоей и Машей в переполненном грязном