Шутовской хоровод. Эти опавшие листья. Олдос Хаксли

по тому, – сказал он, – что вы называете «милым».

      Он склонил голову набок; тонкий нафиксатуаренный кончик его уса был теперь, как стрелка указателя, направлен на какую-то отдаленную звезду.

      Гамбрил не сказал ничего, но, посмотрев еще раз на отражение своей фигуры сбоку, нерешительно кивнул головой.

      – Если милым, – продолжал мистер Бодженос, – называть удобное, тогда все в порядке. А если речь идет об элегантности – тогда, мистер Гамбрил, боюсь, что я не могу согласиться.

      – Но элегантность, – сказал Гамбрил, безуспешно пытаясь разыграть философа, – понятие относительное, мистер Бодженос. У некоторых африканских негров, например, элегантным считается протыкать губы и растягивать их деревянными дощечками, пока рот не станет похож на клюв пеликана.

      Мистер Бодженос засунул руку за пазуху и сделал полупоклон.

      – Охотно верю, мистер Гамбрил, – ответил он. – Но ведь мы, извините, не африканские негры.

      Гамбрил был сражен – и заслуженно. Он опять посмотрелся в трюмо.

      – Скажите, мистер Бодженос, – спросил он после небольшой паузы, – вы разве против всякой эксцентричности в костюме? Вы хотите всех нас нарядить в свой элегантный мундир?

      – Что вы, что вы, – ответил мистер Бодженос. – Есть некоторые занятия, при которых эксцентрический вид – это просто sine qua non[64], мистер Гамбрил, или даже de rigueur[65].

      – А разрешите мне спросить вас, мистер Бодженос, какие занятия? Вы, может быть, имеете в виду художников? Широкополые шляпы и байроновские воротники и, пожалуй, даже вельветовые брюки? Хотя в наше время все это, пожалуй, несколько устарело.

      Мистер Бодженос загадочно улыбнулся, – игривый сфинкс. Он засунул правую руку глубже за пазуху, а левой покрутил кончик уса, заострив его еще больше.

      – Нет, не художники, мистер Гамбрил. – Он отрицательно покачал головой. – Конечно, вид у них бывает немножко эксцентрический и неряшливый. Но им это вовсе не требуется. Это требуется только политическим деятелям. Это, можно сказать, de rigueur только в политике, мистер Гамбрил.

      – Вы меня удивляете, – сказал Гамбрил. – Мне-то как раз казалось, что в интересах политического деятеля иметь возможно более респектабельный и обычный вид.

      – Да, но еще больше в его интересах, как вожака, иметь вид, отличный от других, – возразил мистер Бодженос. – Нет, не то, – быстро поправился он, – а то вы подумаете, что они всегда отлично одеваются, а это, с прискорбием должен признать, далеко не всегда бывает так, мистер Гамбрил. Я хотел сказать, отличительный.

      – Эксцентричность – их знак различия, – предложил Гамбрил. Он наслаждался, сидя на Патентованных Штанах.

      – Вот это да, – сказал мистер Бодженос, покручивая ус. – Вожак должен быть непохожим на всех остальных. В доброе старое время они всегда носили свои различительные знаки. У вожака была своя ливрея, как у всякого человека. Это было разумно, мистер Гамбрил. В наши дни у него нет знака – по крайней мере на

64

Непременное условие (лат.).

65

Обязательный (фр.).