Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта. Павел Щеголев

лордом Байроном. Его матери в Шотландии предсказала старуха, что он будет великий человек и будет два раза женат. Про меня (Мне) на Кавказе предсказала то же самое (повивальная) старуха моей Бабушке. Дай Бог, чтоб и надо мной сбылось, хотя б я был так же несчастлив, как Байрон.

      [Лермонтов. Акад, изд., т. IV, стр. 351. Из VII тетр, автогр. Лерм.

      муз., л. 2]

* * *

      К***

      (Прочитав жизнь Байрона, написанную Муром)

      Не думай, чтоб я был достоин сожаленья,

      Хотя теперь слова мои печальны, – нет,

      Нет! все мои жестокие мученья —

      Одно предчувствие гораздо больших бед.

      Я молод, но кипят на сердце звуки,

      И Байрона достигнуть я б хотел:

      У нас одна душа, одни и те же муки;

      О, если б одинаков был удел!..

      Как он, ищу забвенья и свободы,

      Как он, в ребячестве пылал уж я душой,

      Любил закат в горах, пенящиеся воды

      И бурь земных и бурь небесных вой.

      Как он, ищу спокойствия напрасно,

      Гоним повсюду мыслию одной.

      Гляжу назад – прошедшее ужасно,

      Гляжу вперед – там нет души родной!

      [Лермонтов. Акад, изд., т. I, стр. 141]

      Нет, я не Байрон, я другой,

      Еще неведомый избранник,

      Как он, гонимый миром странник,

      Но только с русскою душой.

      Я раньше начал, кончу ране,

      Мой ум немного совершит;

      В душе моей, как в океане,

      Надежд разбитых груз лежит.

      Кто может, океан угрюмый,

      Твои изведать тайны? Кто

      Толпе мои расскажет думы?

      Я – или бог – или никто!

      1831 г.

      [Лермонтов. Акад, изд., т. I, стр. 300]

* * *

      [1830]. Наша литература так бедна, что я из нее ничего не могу заимствовать; в 15 же лет ум не так быстро принимает впечатления, как в детстве; но тогда я почти ничего не читал. Однако же если захочу вдаться в поэзию народную, то, верно, нигде больше не буду ее искать, как в русских песнях.

      Как жалко, что у меня была мамушкой немка, а не русская, – я не слыхал сказок народных: в них, верно, больше поэзии, чем во всей французской словесности.

      [Лермонтов. Акад, изд., т. IV, стр. 350–351. Из VI тетр, автогр.

      Лерм, муз., л. 34]

* * *

      С этими песнями знакомил Михаила Юрьевича учитель русской словесности семинарист Орлов. Он давал уроки Аркадию Столыпину, сыну владетельницы Середникова, Екатерины Апраксеевны. Орлов имел слабость придерживаться чарочки. Его держали в черном теле и не любили, чтобы дети вне уроков были в его обществе. Лермонтов, который был на несколько лет старше своего родственника, беседовал с семинаристом, и этот поправлял ему ошибки и объяснял ему правила русской версификации, в которой молодой поэт был слаб. Часто беседы оканчивались спорами. Миша никак, конечно, не мог увлечься красотами поэтических произведений, которыми угощал его Орлов из запаса своей семинарской мудрости, но охотно слушал он народные песни, с которыми тот знакомил