Вернуться, чтобы уйти. Александр Звягинцев

зло усмехнулся Алексеев. – Посадив себе на шею очередного оглоеда, терпят его с покорностью годами, хоть до полного обнищания.

      И он махнул рукой – разве тут объяснишь!

      Но Владко все так же тихо, но непримиримо возразил:

      – Нельзя так про своих говорить… Это же как семья. Другой не будет.

      Алексеев ничего не ответил. Потому что прав был Владко, прав. Другой родины у тебя не будет, и хаять ее, пусть и не подумавши, сорвавшись, не к лицу. Пусть даже эта самая родина, пославшая тебя воевать в чужой Афганистан, Анголу или Никарагуа, потом от тебя равнодушно отвернулась. Да и не родина это была вовсе, а чинуши с бегающими по сторонам глазами.

      Это было ранней весной, когда в горах зацвел миндаль, а за ним – и персиковые деревья.

      Владко с группой разведчиков под видом беженцев прошлись по округе, посидели в корчмах, покурили с крестьянами на деревенских улицах. Вернулись с нерадостным известием:

      – Турки идут колонной!

      – Не может быть, – не поверил Алексеев. – За перевалом стоит батальон «голубых касок». По подписанному мирному соглашению они никого не должны пропускать через свою линию.

      – А турки все равно идут, друже капитан, – повторил Владко. – Сам видел.

      Алексеев помолчал.

      – Раздобудь мне бензин, – отдал он распоряжение Рокошочнику, – я сам поеду к миротворцам.

      – Капитан, – попытался отговорить его старшина, – лейтенант из Загоры на прошлой неделе так же пошел к миротворцам. И с тех пор его никто не видел.

      – Я не наемник и не мародер, они меня не тронут. С ним, кроме двух бойцов, вызвался ехать и Владко.

      На старый «виллис» водрузили два белых флага, сделанных из новых портянок, которые сохранились у запасливого Рокошочника.

      Когда ехали мимо цветущих садов, крестьяне уже не отваживались приветливо махать им из-за изгородей. Потому как уже ходили слухи, что эта зона по плану миротворцев отойдет к боснийцам.

      За триста метров до блокпоста патруль в голубых касках остановил их джип:

      – Стой! Проезд запрещен!

      Чернокожий миротворец с толстым медвежьим носом вышел на середину дороги и, как пятиклассник на уроке, старательно протараторил английскую фразу, заученную из армейского разговорника.

      – Стой! Проезд запрещен!

      – Мы под белым флагом, – ткнул пальцем в портянки Алексеев. – Доложи командованию, что капитан армии сербской Олекса просит разрешения на переговоры.

      Алексеев даже поднялся на ноги в машине, чтобы постовой мог лучше его рассмотреть.

      – Проезд запрещен, – только бесстрастно повторил миротворец.

      – Подразделения боснийских войск перешли разделительную линию ООН и окружают сербские позиции за перевалом, – уже злясь, проговорил Алексеев.

      – Проезд запрещен! – без всякого выражения повторил миротворец.

      – Они отсекают нас от сербского коридора, и мы попадаем в котел! Сообщите вашему командованию, что боснийцы нарушают перемирие, – стал объяснять Алексеев и опять услышал:

      – Проезд запрещен!

      – Друже