Вернуться, чтобы уйти. Александр Звягинцев

плечами, откинула со лба прядь коротко стриженных волос и, не удостоив Максима взглядом, ответила также по-английски:

      – Сладко умереть за Родину…

      – Что? – вырвалось у Мореева по-русски.

      При звуках русской речи голубая жилка на тонкой, открытой шее девушки начала пульсировать сильнее, и вдруг она повторила на чистейшем русском языке:

      – Сладко умереть за Родину…

      – Ни фига себе! Ты русская, что ли? – вытаращил на девушку глаза Найдин.

      Она не ответила, лишь печальная улыбка искривила уголки ее по-детски припухлых губ.

      Руслан склонился к Максиму и прошептал ему на ухо:

      – Палестинцы требуют отдать девчонку им…

      Мореев круто развернулся и, положив руки на автомат, в упор посмотрел на галдящих, точно стая ворон, палестинцев. Рядом с ним встали плечом к плечу Катков, Надыров, Сибаев, Найдин, Чирков, Лосев. Под их взглядами палестинцы стушевались.

      В окружении архаровцев Мореева девушка отрешенно спустилась по лестничным маршам вниз мимо горящих коридоров, офисов и квартир. На одной из лестничных площадок среди обугленных трупов сидели и лежали раненые: старики, женщины, дети.

      Мореев повернулся к идущим позади палестинцам:

      – Помогите раненым, а пленную доставим мы!

      Один из палестинцев, по-видимому старший, вскинул ладонь к каске:

      – Слушаюсь, господин капитан!

      Едва они вышли из подъезда дома, как меж горящих домов в небе появились черные силуэты «Фантомов».

      – Славяне, мордой в землю! – крикнул Мореев и завалил «пианистку» на асфальт.

      Когда пронеслась взрывная волна и перестали падать куски железа, асфальта и бетона, он помог девушке подняться и показал на виднеющийся между двумя многоэтажными зданиями кусок горящей улицы, по которой только что прокатился огненный смерч.

      – Уходи! – коротко обронил Мореев.

      Она непонимающе посмотрела на него.

      – Блин! – рявкнул Катков. – Уходи, сопля зеленая!.. Затыришься среди местных…

      Девушка смотрела на горящую, захлебывающуюся болью улицу, а потом по-русски спросила, глядя Максу прямо в глаза:

      – Туда?..

      – Туда – к ним! – показав на улицу, жестко произнес он и уже более дружелюбно добавил: – И пусть хранит тебя твой еврейский бог!..

      Печальная улыбка снова тронула уголки ее губ, и, удостоив Мореева долгим взглядом своих бархатных карих глаз, девушка медленно пошла к просвету между домами.

      Максим и архаровцы молча смотрели ей вслед. Сколько таких бархатных темных глаз видел он на родине в шумном и жарком южном городе, где уже не был столько лет…

      А в створе горящих домов вдруг снова возник какой-то шальной «Фантом».

      – Ложись! – заорал Мореев, услышав уже до тошноты знакомый, леденящий кровь свист приближающихся ракет.

      Между зданиями прокатился огненный вал. Вздыбилась и содрогнулась земля, некоторое время продолжая дрожать крупной дрожью, и долго еще сыпались с неба камни