Господин, которого убили дважды. Елизавета Михайловна Родкевич

вороша воспоминания, а затем снова садился.

      Он знал Софью с тех далёких времён, когда мальчишкой жил в имении Верховских. Сонечка, тогда ещё Лазарева, была у них частым гостем. «Остра на язык и уж слишком смешлива», – так говорила о ней тётушка. И правда, девичий смех звонким колокольчиком всякий раз разливался по дому во время званных вечеров и семейных ужинов. Невысокая, пышная, темноокая, она с первой их встречи увлекла собой пятнадцатилетнего Алексея, и тайные свидания в саду у раскидистого дуба навсегда остались в его памяти.  Однако пришло время отправляться на службу, и Якунин уехал в Петербург. Прошло пять долгих лет, прежде чем они увиделись снова. Софья вышла замуж за Дмитрия, стала Елизаровой, и теперь больше звонкий смех не звучал по вечерам гостиной. Бывшая возлюбленная Алексея остепенилась, сделалась строгой и серьёзной, но каждый раз, когда при виде Якунина она восклицала «Ах, Алексей Николаевич!», а в голосе чувствовались столь знакомые, милые сердцу нотки, сердце его сжималось от терпкой тоски. Да, он тосковал, и каждое воспоминание о ней несло лишь боль, а потому весной тысяча восемьсот девяносто первого года он вновь уехал в Петербург и продолжил службу.  Но вот, спустя пять с половиной лет он вернулся в ставшие ему родными края, вернулся с позором… «Нет, надо гнать от себя эти мысли, решительно гнать» – подумал Якунин перед тем, как отдаться во власть Морфея.

      Казалось, что в тревоге прошла вся ночь, но спустя пару часов он, проснувшись, обнаружил, что сумел задремать, а затем снова провалился в беспокойный сон.

      Разбудил его громкий крик. Быстро одевшись, Якунин бросился вниз по лестнице. Мысли роились в его голове, возможные варианты развития событий представали перед глазами… Но вот они –  тревожно распахнутые двери. Софья в ночном одеянии без сознания лежала на кровати, а испуганная горничная приводила её в чувство. Дмитрий же сидел в кресле, но струйка крови, стекающая по его виску, не оставляла сомнений в том, что с ним произошло. От кресла отошёл Павел.

      – Мёртв. Судя по всему, застрелили несколько минут назад, – еле слышно сказал он.

      Стало так тихо, что Алексею было слышно, как бешено бьётся его сердце. Казалось, что время остановилось. Сколько уже прошло? Несколько секунд, минута, час? Гости и хозяева имения, горничные – все молча стояли, не веря в случившееся. Наконец Алексей негромко сказал:

      – Вы видите где-то пистолет? Он мог застрелиться?

      Все словно очнулись ото сна и принялись осматриваться, однако же поиски не увенчались успехом. В воздухе повисло недоброе молчание, и дышать в и без того душной комнате стало трудно.

      Тишину прервал Владимир Борисович, принявшись отдавать распоряжения. Засновали слуги.

      – Выведите женщин, никого сюда не пускайте. Софью Константиновну надо перенести куда-нибудь. И дверь, заприте сюда дверь!

      Закончив, он обратился к жене и гостям:

      – Прошу вас, пройдёмте в гостиную – надо решить, что делать дальше.

      Все проследовали за ним. Софью уложили на диван, и горничная снова принялась хлопотать над ней.

      Павел подался вперёд.

      – Пропустите,