Миллион долларов до конца света. Олег Айрашин

что же делать? Спасательный жилет без пользы. Кислородная маска? Кислород! Кислород с керосином, да ещё на скорости – самолёт выгорает за две минуты.

      Успеть, успеть хоть что-то! Позвонить! Но возьмёт ли мобильник с борта? Хотя бы три слова… Ну же, ну! Длинные гудки, вот, сняла трубку. Но почему голос мужской?

      – Колян, что ли ты? Хорош трезвонить, заждались уже. Давай скорее, да пузырь прихвати.

      И сквозь чужие слова – тихий-тихий голос жены:

      – Саша, ты где? У тебя всё в порядке?

      Не услышит она, этот кретин мешает.

      – Слушай, мужик! Я не Колян. Звоню с самолёта, мы горим! Не тебе звоню, положи трубку, ну!

      – Колян, хорош прикалываться. У нас тоже трубы горят, всё уже выпили.

      – Христом-богом прошу, положи трубку. Нет – из-под земли тебя, гада, достану.

      – Сам клади. Мой телефон, хочу – говорю, хочу – нет. Что ли ты правда не Колян?

      Как в дурном сне…

      …И я проснулся. Под пледом жарко; многие пассажиры дремлют.

      Через проход рокочет Мишаня, развлекая женщин анекдотами:

      – «А пристёгнутые?» – «Те выглядели как живые», – и жизнерадостный пролетарский смех.

      Глава 12. В гостях у Дяди Сэма

      Лето – важное для меня время года. На родине тёплые деньки – скорее исключение, чем правило, и потому воспринимаются как сверхценность. Не зря у нас на бытовом уровне время измеряют не годами: «Столько лет прошло!», «А сколько лет вашему ребёнку?». Но существует штука, способная отравить прелесть лета – жара. В Америке мы, к избытку тепла непривычные, эту заразу почувствовали на собственной шкуре. К счастью, в цивилизованных странах от зноя существует и противоядие – кондиционер. В нашей гостинице проблем с искусственной прохладой не было.

      Бариста, миниатюрный юноша-латинос, только что заправил кофе-машину. Два вида капучино – френч-ваниль и амаретто – следовало вкушать именно в таком порядке. Сначала нежный аромат ванили, потом горьковатая миндальная нотка. А вкус, о боже! Райское наслаждение…

      Мишаня отдувается над четвёртой чашкой и прицеливается к пятой. Раблезианец, блин. Женщины и Вараксин, выпив по чашечке, оглядываются по сторонам.

      Грандиозный квадратный холл, лифты с прозрачными кабинами. Но главное – водопад. Он в самом центре холла – ниспадает с искусственных скал. Да, это Америка. Свет, простор и богатство. Бесстыдная роскошь.

      – Ничего особенного, – Мишаня решается на пятую чашку. – У нас в Ё-бурге ничуть не хуже. На Куйбышева, большущий такой домина.

      – «Атриум-палас»? Ты что ли там бывал?

      – Не, Палыч. Лёха, кореш мой, рассказывал. Название точно не помню, но похоже, как ты сказал. Атом, как его… тьфу, бляха-муха, не могли по-русски назвать.

      – Мишаня, а ты знаешь, как этот наш отель называется? – спросил я.

      – А мне это зачем?

      – Заблудишься – дорогу спросишь. На визитках читай. Или на авторучках.

      Мишаня достал из кармана горсть шариковых, стыренных на ресепшен.

      – «Доубле-трее хотел».

      – Не