Десятое желание. Алена Занковец

хуже уже не станет, обрушился ливень. И, хотя он был наименьшим из зол, хлынули слезы.

      Катя ревела, как плачут дети: громко, навзрыд. Она сидела на скамейке, обхватив колени руками. Дождь промочил одежду, впитался в волосы. Вода забиралась за шиворот и медленно стекала по спине, причиняя почти физическую боль.

      Сквозь слезы Катя заметила, как на мутно-зеленом фоне пейзажа появилось еще одно расплывчатое пятно. Она перестала рыдать, зажмурилась, вытесняя слезы, а когда открыла глаза, уткнулась взглядом в светло-серую майку.

      Без зонта. Без капюшона. Штанины джинсов, набравших влагу, тянулись по земле.

      Его тоже кто-то выгнал с работы?

      Ян сел рядом.

      Его волосы, тяжелые и темные от воды, прилипли к шее. Янтарный загар углублял прозрачность глаз. Они казались пронзительней, ярче.

      Ян протянул флягу. Катя сделала глоток, поморщилась и снова приложила емкость к губам. Отвратительная жидкость, такая же холодная, как дождь, устремилась внутрь параллельно стекающим по спине каплям. Но стало легче.

      Дождь хлестал все сильнее.

      Ян положил руку на спинку скамейки, словно хотел обнять Катю. Сделал глоток, протянул флягу. Катя макнула губы в горькую жидкость. Коснулась затылком руки Яна и не отстранилась, всем лицом принимая холодные капли.

      Ян рассматривал ее медленно, подробно, как букашку под микроскопом. Еще утром Катя бы сжалась под таким взглядом.

      – За наше короткое знакомство! – словно чокаясь, она приподняла флягу.

      Дождь стихал, тонкий золотистый луч уже щекотал что-то скрытое за пятиэтажками.

      – Сбегаешь?

      – Ага. Возвращаюсь домой. Здесь у меня ни жилья, ни работы, ни денег.

      Ян запрокинул голову точь-в-точь, как Катя. Некоторое время так и сидел, словно забыл о ее существовании. Потом смахнул ладонью влагу с лица и посмотрел Кате в глаза.

      – А ты хотела бы остаться? – спросил он.

      – Больше всего на свете!

      – Тогда у меня есть к тебе предложение. Пойдем, – Ян встал и протянул ей руку.

      * * *

      Скука…

      И это только начало лета.

      Ян плеснул виски в широкий стакан и добавил пару кубиков льда. Бутылку закинул в морозилку.

      Скука… Недаром у этого слова неприличная рифма. От такого состояния можно сойти с ума. Или спиться.

      Лед быстро таял, рисуя на поверхности напитка прозрачный узор.

      Вот он, Ян, стоит посреди кухни и рассматривает жидкость в стакане. Июнь. Четыре часа дня. Это почти черта.

      Внезапно накатило ощущение, что воздух густой, мутный, и легкие с трудом справляются с этой субстанцией. Ян распахнул створки окна. Ветер, пропитанный дождем, хлестнул по лицу. Дышать стало легче.

      Сделал глоток и поймал себя на том, что ничего не почувствовал. Ни аромата, ни игры послевкусия – за что и любил виски. С таким же успехом он мог хлебнуть воду из-под крана.

      Его демон, дикий, свирепый, его лучший компаньон, спал где-то глубоко внутри, свернувшись калачиком, как домашняя тявка.

      Вот так,