Десятое желание. Алена Занковец

через стол, чтобы сделать ставку. Но из них только Мадлен умела носить свою розу с королевским величием.

      Сколько авантюристов потеряли из-за нее голову и деньги, трудно представить. Но еще труднее понять, почему она, не задумываясь, бросала очередную жертву и устремлялась к Яну, у которого с собой каждый раз была только одна купюра.

      Одна купюра. Одна ставка. Один выигрыш.

      Это правило.

      – Может, попробуешь что-нибудь новое? Я могу посоветовать, – Мадлен ноготком пересчитала пуговицы на его рубашке.

      – Что ты можешь посоветовать? Ты же шлюха, – Ян мимоходом поцеловал ее в висок и направился к обменнику.

      Одна купюра. Одна ставка. Один выигрыш.

      Так повторялось восемь лет. В жизни Яна не было ничего более постоянного. Рулетка раскрутится, шарик совершит несколько плавных оборотов – и замечется, выбирая ячейку. Он упадет на черное. Всегда – на черное. Выигрыш будет не ахти какой, но он привлечет удачу, и деньги не заставят себя ждать.

      – Делайте ваши ставки, господа, – произнес крупье дежурную фразу, хотя из «господ» был только Ян.

      Шарик рванул по ободу против движения колеса.

      – Ставки сделаны, ставок больше нет.

      В ожидании результата Ян спрятал руки в карманы. Шарик совершил оборот, второй… Этот звук успокаивал, убаюкивал. Вызывал образы, далекие от реальности, но словно с ней связанные. Лунная ночь, ветхий дом на отшибе, косматая старуха-колдунья дряхлой рукой водит шарик по столу – заговаривает на удачу. Третий круг, четвертый… Ни грамма волнения. Восемь лет одно и то же.

      Мадлен подошла сзади и уперлась подбородком ему в плечо. Может, это ее и притягивало? Постоянство? В казино постоянство – больше, чем чудо.

      Красное.

      Ян моргнул. Разве он ставил на красное?

      Мадлен неслышно отступила.

      Нет, на черное. Как всегда – на черное.

      Ян протянул руку к горлу, пытаясь развязать невидимый узел.

      Такого не могло быть. Он зло глянул на крупье, убирающего фишки. Его фишки. Его деньги. Его последние деньги!

      Ян чувствовал, как из самой его глубины начинает сочиться что-то гадкое, черное, вязкое, из-за чего хотелось швырнуть первое, что попадет под руку, в непроницаемое лицо служителя Фортуны. На этом лице ничего не изменилось, словно не он столько лет отсчитывал Яну выигрыш.

      Мадлен что-то говорила, но Ян ее не слышал. Нарочито медленно зашел в уборную, оперся руками об умывальник. Отражение в зеркале дергалось и дрожало, словно помехи в телевизоре. Ян зажмурился – и открыл глаза. Отражение замерло.

      Надо что-то придумать. Но что?.. Что вообще можно придумать в такой ситуации?!

      Он стер запястьем испарину со лба.

      Мир пошатнулся, дал трещину. И теперь Ян смотрел в эту пропасть, понимая, что, возможно, пути назад уже нет.

      Дело было не в деньгах. Совсем не в деньгах.

      Он умылся ледяной водой. Промокнул лицо бумажным полотенцем.

      – Помнишь, ты одолжил мне сотню? – прозвучал у двери голос Мадлен.

      – Возможно, –