Мы больше не люди. Мира Форст

Вероника деньги собирала,

      Оказалось, всех нас обокрала, – вдруг пропел Князев.

      Взрыв хохота.

      Я резко развернулась и вылетела из класса.

      – Вероника, – догнала меня Алевтина Демьяновна.

      Она схватила мою руку, удерживая от дальнейшего бегства.

      – Послушай, если ты проявишь слабость сейчас, они начнут травить тебя. Не позволяй этого. У тебя хватит сил постоять за себя.

      Я не ожидала подобных слов от Алевтины. В моем понимании, она первая могла бы бросить в меня камень, учитывая, как тонко я издевалась в прошлом, демонстрируя свое превосходство над ней.

      – Пожалуй, Вы правы, – развернулась я обратно.

      Мои одногруппники с любопытством наблюдали за мной. Я проследовала к своему месту подле Борьки Блатграпа. Поравнявшись с партой Князева, излишне громко произнесла:

      – Если ты еще хоть раз посмеешь сочинить в мой адрес дурацкие стишки, все узнают о твоем маленьком секрете!

      С лица Стаса схлынули краски. Он отвернулся от меня. А я поняла, что стихов больше не будет.

      Еще в прошлом году я случайно узнала, что демонстрируемая любвеобильность Князева к девочкам липовая. На самом деле он предпочитал мальчиков, но очень боялся, что кто-либо узнает об этом. Я и не собиралась никому рассказывать, но вот сейчас эта информация мне пригодилась.

      Нескладный Боря Блатграп на мое появление, как обычно, никак не отреагировал. Хоть что-то осталось неизменным.

      Урок грамматики немецкого языка, третий по счету на сегодня, прервал голос Резняка по громкоговорителю.

      – Студентке первого курса Веронике Гербовой просьба пройти в кабинет директора.

      – Надеюсь, ее попросят покинуть колледж, – услышала я за спиной шипение Лизы.

      Сердце, в который раз за эти дни, сжалось. Я ведь так искренне любила Лану с Лизой. Несправедливые обвинения подруг ранили не меньше, чем разрыв с Сашей.

      – Вероника, проходи, – как-то слишком уж суетился Юлий Алексеевич.

      Сегодня директор одел футболку с принтом Джима Моррисона, солиста группы The Doors. Под портретом известного музыканта красовалась не менее известная фраза из его песни – I am the Lizard King, I can do anything (Я король ящериц, я способен на все).

      В его кабинете уже находился адвокат Горский. На лбу мужчины залегла складка, во взгляде то ли тревога, то ли печаль.

      Остановилась в центре кабинета.

      – Нет-нет, милая, садись сюда, – пододвинул Юлик мне кресло.

      – Вероника, – начал Аркадий Лукич, когда я присела в предложенное кресло, – к сожалению, у меня слишком дурные вести.

      – Сегодня уже ничто не сломит меня, – пожалуй, излишне оптимистично заявила я.

      Как оказалось, сломит. И еще как. К такой вести готова я не была.

      – Твой папа…, – Аркадий Лукич никак не решался продолжить, – он… он умер сегодня утром. Похороны завтра.

      – Что значит умер? – задала я наитупейший вопрос. – Его что, пытали?

      – Нет, конечно, нет. Просто… сердце. Обширный инфаркт. Ничего нельзя было сделать.

      – Он