Любовь по солнечным часам. Анастасия Машкова

пила шампанское. Легкое, снимающее страхи, напряжение, боль. Она впервые за эту неделю наелась до отвала и почувствовала себя если не счастливой, то вполне спокойной.

      Увидев, что дочь с улыбкой сует кусочки ветчины Микки под стол, Галина Викторовна решилась начать серьезный разговор, на который не могла осмелиться раньше.

      – Слишком много совпадений! Я до сих пор считаю, что чья-то злая воля вмешалась и все разрушила. Впрочем, разрушила то, что некрепко держалось. Просто-таки на соплях держалось, что уж греха таить. Значит, все устроилось благополучно для тебя, доча.

      Мама чуть захмелела от двух бокалов шампанского, раскраснелась и, улегшись на диванчик, закурила.

      – Твоя манера говорить образными и туманными фразами меня раздражает. О чем ты, ма? – скривилась Надя, которой именно сейчас не хотелось говорить «об этом».

      – Я о том, что Егор – говнюк и предатель. И, кажется, не только он один из близких нам людей.

      Галина Викторовна вдруг побледнела и стала затягиваться часто-часто.

      Надя с недоумением уставилась на мать.

      Микки, просившийся к Наде на колени, тявкнул, но, не получив ответа, поплелся под стол за резиновой уткой.

      – Что-то про предательство я не поняла. Кажется, в нашей семье этим пороком страдают дамы. Я сама изменила… ну, готова была изменить Егору. С мерзким человечишкой. Егор не простил. Он вот никогда не изменил бы мне, потому что верный, однолюб… За все надо расплачиваться. Кажется, ты сама не раз говорила мне об этом.

      Надя вскочила и начала собирать посуду со стола.

      Бокал выскользнул из ее рук, грохнулся о плиточный пол, разлетелся стеклянными брызгами.

      – К счастью! – рявкнула Галина Викторовна и загасила сигарету. Она должна была наконец открыть дочери глаза.

      Стоматолог-хирург Арсений Миликян пришел в Надину клинику полтора года назад. Он был здоровенным обаятельным мужиком с масляной улыбкой и повадками типичного дамского угодника. Даже мужененавистница Лимонова, пережившая два тяжелейших развода, млела в присутствии обходительного подчиненного. Миликян, согласно законам его диаспоры, был женат на армянке. Брак оказался несчастливым, бездетным. Бесплодная Натэлла смиренно терпела походы благоверного «налево». Некоторые из миликяновских пассий предпринимали титанические усилия, чтобы развести альфа-самца. Арсений всем раздавал авансы, но, конечно, и не думал бросать жену.

      Надя горячо отговаривала влюбившуюся в Миликяна Валюшку, у которой никак не складывалась личная жизнь, оставить идею захомутать женатика армянина. Валентина упорствовала.

      – Надь, я ведь лучше многих, если смотреть на вещи объективно. Мне тридцать восемь, а у меня талия – шестьдесят три сантиметра! И я твердо стою на ногах! Даже Лимонова завидует моей «бэхе», – всплескивала тоненькими ладошками Валя, доходы которой и вправду оказывались несопоставимы с Надиными.

      К тому же Валюшка действительно была изящной и смазливой: белые кудряшки, скуластое личико, аккуратный носик, неизменная улыбочка. И что этим мужикам не хватало?

      Надя любила