Добудь Победу, солдат!. Сергей Абенов

и немец-танкист завел машину и тронул ее с места. Ему надо было осмотреться, было еще темно, и он начал медленно поворачивать башню, одновременно разворачивая машину. Феликс отполз еще назад, в воронку, и бросил гранату, целясь под гусеницу танка. Бросил удачно и танк резко развернулся, и разорванная гусеница расстелилась по земле беспомощной змеей. Феликс немного погордился собой, совсем чуть-чуть, и подумал, что хорошо бы, если брат его, погибший в финскую войну, видит все происходящее, а если верить Парфенычу, то так оно и есть. Бабка его говорила о том же, но я и тогда не верил ей, хотя и был маленький, и сейчас мне не очень-то верится в эти сказки. Сказки все это, что наши умершие не уходят в небытие, что они где-то рядом и помогают нам. Чем они могут помочь в своем бестелесном состоянии? Выходит, ты веришь, что они пребывают в бестелесном состоянии? Из курса физики известно, что даже вакуум, это, какая-никакая, а материя? Ерунда и бабушкины сказки.

      Он мысленно поблагодарил командира за то, что тот дает ему самые сложные, ответственные задания, ценит его мастерство и, чего уж скромничать, отвагу. Это было ему по душе, по характеру – быть там, где опасней всего, где требуется выдержка и, вместе с тем – дерзость, и он подумал, что хорошо было бы, если брат его, и покойный отец, и все его предки видели, как он воюет. Наверное, они простили бы ему эту малую толику тщеславия, и если верить Парфенычу, непременно помогли бы ему победить и в этом бою, а Загвоздину можно верить, но я в эти сказки не верю, уж прости, старина.

      Чердынский подождал, пока едкий дым заполнит кабину танка, и, когда немец высунулся по пояс из люка машины, снял его короткой очередью и побежал по траншее, отыскивая себе следующую мишень. Густо пахло горящим машинным маслом и железом, но сержант не посмотрел, много ли танков горит, там теперь справятся без него. Он знал, что скоро паника уляжется и немцы бросят в прорыв новые силы, а если не получится, а у них это точно не получится, потому что мы им этого не позволим, подумал Чердынский. Я им этого не позволю, я – Федор Чердынский, по прозвищу «железный Феликс» и другие русские солдаты, мы их вышибем из этого чертова клина и не пустим к Волге. И тогда они, эти чертовы немцы, будут прорываться назад, к своим, и надо будет отсечь пехоту, а потом уничтожить ее.

      Как он и предполагал, гитлеровцы пошли в атаку, пустив впереди танки, и Чердынский насчитал девятнадцать, но, наверное, их было больше. Пехоту удалось отсечь, и нужно было жечь танки, и Феликс бросился назад, в балку, за зажигательными бутылками. Он побежал обратно и за пазухой позвякивало стекло – бутылки бились друг о друга и жидкость могла вспыхнуть – она загоралась от взаимодействия с воздухом, но он не думал об этом и на бегу отметил, что в траншее появились бронебойщики с ПТР-ми, это хорошо, подумал он. Ему не удалось больше поджечь хотя бы один танк, потому что немцы стали отходить, и оставшиеся машины стали медленно отползать назад, стреляя на ходу, и подобраться к ним не было возможности. Теперь надо было выбивать пехоту, засевшую в траншеях, и завязался ближний, гранатный