Бесплодные земли. Стивен Кинг

бы он не сумел понять этого по результатам их игр, он бы понял все по уничижительным взглядам, которые Генри метал в его сторону на площадке, и еще по тому, как Генри больно ударял его кулаком по руке на пути домой. Эти тычки надо было принимать за дружеские подтрунивания старшего брата… «Еще парочку для испытания на прочность!» – весело выкрикивал Генри, а потом – бац-бац! – выставив один сустав, бил кулаком прямо Эдди в бицепс… но эти удары ощущались не как шутки. А как предупреждения. Как будто Генри ему говорил: Лучше тебе не дурачить меня и не выставлять меня идиотом, братец, когда ты несешься к корзине; не забывай – я за тобой «присматриваю».

      То же самое повторялось и с чтением… и с бейсболом… с «освобождением пленных»… с математикой… и даже, смешно сказать, со скакалкой, игрой для девчонок. То, что он все это делал лучше или мог сделать лучше, Эдди приходилось держать в строгой тайне. Потому что он, Эдди, младший. Потому что Генри «присматривает» за ним. Но самое важное всегда просто: Эдди скрывал свое превосходство, потому что Генри был замечательным братом и Эдди его обожал.

      4

      Два дня назад, пока Сюзанна освежевывала подбитого кролика, а Роланд готовил ужин, Эдди ушел в лес, что южнее лагеря. Там он набрел на оригинальный отросток, торчащий из пня недавно упавшего дерева. Странное чувство – должно быть, то самое, которое называется deja vu, – вдруг охватило его. Эдди поймал себя на том, что тупо пялится на деревяшку, похожую на грубо сработанную дверную ручку. Потом он смутно осознал, что во рту у него пересохло.

      Через пару секунд он наконец сообразил, что смотрит на деревяшку, а видит внутренний двор за домом, где они с Генри жили… чувствует под седалищем теплый цемент, а от мусорной кучи из-за угла тянет вонью отбросов. В его памяти в одной руке он держал деревянный брусок, а в другой – перочинный ножик. Отросток на пне разбудил в его душе воспоминания о том коротком периоде, когда он буквально влюбился в резьбу по дереву. Просто память об этом была упрятана так глубоко, что Эдди даже не сразу понял, о чем думает.

      Больше всего ему нравилось еще до начала работы зримо представлять себе будущую вещь. Иной раз он видел машину, иной раз – тележку. Кошку или собаку. Однажды, помнится, он увидел лицо какого-то идола… наверное, из тех жутких каменных монолитов на острове Пасхи, фотография которых попалась ему как-то в выпуске журнала «Нэшнл джиогрэфик». Тогда у него в самом деле вышло нечто особенное. Игра заключалась в том, чтобы выяснить, сумеешь ли ты освободить от излишков дерева то, что видишь, не испортив фигурки. Это редко ему удавалось, но если быть очень-очень осторожным, иной раз получалось вполне приемлемо.

      Внутри отростка на пне что-то таилось. Эдди подумал, что ножом Роланда ему, наверное, удастся освободить большую часть скрытой фигурки: такого острого и удобного инструмента у него раньше не было.

      Нечто внутри деревяшки терпеливо ждало кого-то – такого, как Эдди! – способного разглядеть и выпустить