Бесплодные земли. Стивен Кинг

догорал костер. Стрелок понимал далеко не все, но слушал внимательно. Слушал и запоминал. В конце концов боль – это тоже орудие. Иногда самое лучшее.

      – Что с тобой, Роланд? С чего вдруг ты решил мне напомнить весь этот вздор?

      Теперь угрюмые ее глаза загорелись опасным огнем. Роланду они напомнили глаза Алена, когда неизменно добродушного Алена что-то все-таки выводило из себя.

      – Камни – это те люди, – сказал он мягко, – которые заперли тебя в камере, где ты обмочилась. Люди с собаками и дубинками. Которые называли тебя черномазой дырой.

      Он указал на камни, проведя пальцем слева направо.

      – Это тот, кто ущипнул тебя за грудь и рассмеялся. Это тот, кто сказал, что тебя надо раздеть и проверить, не прячешь ли ты чего в заднице. Вот это тот, кто обозвал тебя шимпанзе в платье за пять сотен долларов. Вон тот колотил по колесам твоей коляски своей дубинкой, пока тебе не стало казаться, что этот грохот сведет тебя с ума. Вон тот назвал твоего друга Лео гомиком-коммунякой. А этот последний, Сюзанна, это Джек Морт.

      – Да. Эти камни. Эти ублюдки.

      Теперь она задышала неровно и быстро, грудь ее судорожно вздымалась и опадала под ружейным ремнем с наполненным под завязку патронташем. Она больше уже не смотрела на Роланда. Она впилась взглядом в камни с вкраплениями слюды. Где-то вдалеке раздался треск – упало дерево. В небе опять завопили вороны. Погруженные в свою игру, которая больше уже не была игрой, ни Роланд, ни Сюзанна этого не замечали.

      – Да? – выдохнула она. – Правда?

      – Правда. А теперь повтори еще раз, что мы с тобой проходили, Сюзанна Дин, и смотри больше не ошибись.

      На этот раз слова сорвались с ее губ, точно ледышки. Рука ее на подлокотнике инвалидной коляски легонько дрожала, точно двигатель, работающий на холостых оборотах.

      – «Я целюсь не рукой; та, которая целится рукой, забыла лицо своего отца.

      Я целюсь глазом».

      – Хорошо.

      – «Я стреляю не рукой; та, которая стреляет рукой, забыла лицо своего отца.

      Я стреляю рассудком».

      – Так было всегда, Сюзанна Дин.

      – «Я убиваю не выстрелом из револьвера; та, которая убивает выстрелом, забыла лицо своего отца.

      Я убиваю сердцем».

      – Тогда УБЕЙ их ради отца своего! – закричал Роланд. – УБЕЙ ИХ!

      Правая ее рука сорвалась с подлокотника кресла и молнией метнулась к кобуре. В мгновение ока левая рука опустилась и легла на курок – быстро и плавно, как взмах крылышка колибри. Шесть раз прогремели выстрелы, прокатившись эхом по долине, и на вершине валуна остался стоять только один камешек из шести.

      В первое мгновение никто из них не произнес ни слова – казалось, у обоих перехватило дыхание, – пока над долиной замирало эхо. Даже вороны притихли, по крайней мере на время.

      Стрелок нарушил гулкую тишину двумя бесстрастными, но вместе с тем весьма выразительными словами:

      – Очень хорошо.

      Сюзанна смотрела на сжимаемый ею револьвер, как будто видела его впервые. От дула вверх