Мюонное нейтрино, пролетевшее сквозь наши сердца. Анастасия Евстюхина

блестит поверхность залива – и можно опять жить. После удачного приступа Тая чувствовала себя обновленной, бодрой, очень-очень легкой – шариком, готовым улететь в небо.

      Прием пищи вызывает прилив эндорфинов, точно так же как смех, поцелуй, катание на качелях или на лодке. Эндорфины – природные наркотики. Когда их слишком много, организм начинает привыкать. С каждым разом требуется больше и больше эндорфинов – больше и больше еды.

      Тая огибает шлагбаум и входит в садоводство.

      Возле магазина на лавочке девчонки едят мороженое.

      Тая бросает на них снисходительный взгляд, как трезвый на пьяницу, и продолжает путь.

      Пища намного опаснее алкоголя, героина и прочих наркотиков: с нею не получится завязать.

      Щурясь на солнце, Тая идет по главной улице. Красная юбка на ветру обливает прохладой стройные ляжки и икры.

      Никто не знает. Никто не знает.

      Захар и Люся все еще на крыльце. Они о чем-то говорят, Люся смеется, кокетливо заправляя за ухо прядь волос.

      К груди Таи приливает волна – северная, с острыми льдинками: она так не может. Не может говорить с ним, хохотать, глядя ему в глаза, кокетничать, быть естественной; она не имеет права при нем казаться глуповатой, неудачно шутить… Она должна сохранять достоинство: каменное лицо, прямая спина, рубленые жесты, односложные ответы. Чтобы никто ничего не подумал.

* * *

      Листва на деревьях вскипала, кроны ходили ходуном, залив дышал штормовой свежестью, сдувая с берега последних купальщиков, торопливо сгребающих с лежаков вещи; пепельные тучи, похожие на густой дым, обложили небо.

      Тая и Люся шли на пятачок.

      Упругая духота напрягалась, натягивалась, как струна, до предела. Чтобы вот-вот, через секунду, зазвучать – зазвенеть ливнем.

      – Просто обожаю последние минуты перед грозой. Замри.

      Тая остановилась сама и жестом остановила подругу.

      – Так сумрачно, так тихо. Внимай лесу.

      Отчетливо слышалось прерывистое гудение шмеля в зарослях вереска.

      Вдалеке над заливом уже маячили молнии, сшивая белыми нитками небо и море. Камушками в порожней телеге катался далекий гром.

      – Может, все-таки вернемся? Сейчас как хлынет.

      – Ты сама хотела рассказать, о чем вы говорили утром с Захаром. Хлынет – под деревом постоим.

      – Нельзя под деревом: молния.

      – Я читала про парня, которого молнией шарахнуло, но не убило. У него после этого появились необыкновенные таланты. Он стал невероятно быстро считать в уме. Смог выучить несколько языков. Я тоже так хочу!

      – Ты и так талантливая. Не надо тебе молнию.

      – Не талантливая. Не получается у меня.

      – Что не получается?

      – То, что я хочу нарисовать.

      – Последнее? В блокноте? То, что ты никому не показываешь?

      – Да.

      – Покажешь? Я уверена, что мне понравится. Мне всегда нравятся твои рисунки!

      – Ладно, самый сносный вариант покажу.

      Тая открыла свою джинсовую сумку и достала блокнот. Недолго полистав его, протянула подруге.

      Возникнув