Вероломное племя. Павел Николаевич Алексеев

я себя накручиваю…

      – Ты знаешь, – тихо сказала Шайна и пригнулась к Кине, – несколько дней назад я подслушала разговор вождя со Скромным Лисом.

      – Ты с ума сошла? Если Млечный Путь узнает о том, что ты подслушиваешь, то выпорет тебя у столба!

      – Успокойся! Ничего он не узнает… если ты, конечно, не разболтаешь!

      Кина вскочил, поднялся на поле и пробежался взглядом. В серости лунного света разглядеть что-либо было сложно. Вдали кроме шипастого лагеря ничего. Кина убедился, что их разговор никто не подслушивает, и вернулся к сестре.

      – Что ты узнала? – шепотом спросил он.

      – Они разговаривали о каких-то ситсах. Ты знаешь, кто это?

      – Однажды слышал. Отец рассказывал про них. Это племя, которое не достойно быть в нашем стане.

      – Почему?

      – Отец называл их зверьми! – Кина снова оглянулся и вернул внимание к Шайне. – Так что там?

      – Еще они говорили о племени амуэнна. А о них ты что-то знаешь?

      – Этого племени больше нет, – ответил Кина. – Всех индейцев перебили люди с большой земли. Я это случайно узнал, когда мама с папой перешептывались в его типи. Что Млечный Путь еще говорил?

      – Было плохо слышно. Не полезу же я к нему в дом!

      – Поэтому мне и кажется, что племя разобщается. Какие-то тайны, скрытность. Хотя… мы с тобой тоже этому способствуем.

      – Как?

      – Секретничаем здесь, а должны спать.

      – Посидим еще немного и пойдем, – просила Шайна. – Хорошо?

      Кина согласно кивнул и уставил взгляд на воду. Он утонул в мыслях о предстоящей охоте. Шайна прижалась головой к плечу Кины и тихо сопела, смотря в ту же сторону, куда и он. Теплый ветер завывал безликим голосом, подталкивал бегущую на север воду. Шайна вспоминала каждый вечер, проведенный с братом на этом берегу. Кина был рядом, но она уже скучала по нему.

      2

      Лагерь пробудился под надрывистый гул барабанов. Громкие удары сыпались с площади, в центре которой установлен высокий столб. Вокруг него в эти секунды в безумном танце прыгали четыре индейца. У поясницы каждого из них на кожаном ремешке висел уанкар. Звук этого барабана звонкий, и чем сильнее удар, тем он мелодичнее. Индейцы изгибались то вперед, то назад, перескакивали с ноги на ногу и создавали мелодичную музыку. Они пели каждый в своей тональности, и вкупе их голоса сливались в единый звучный тембр, ни на что не похожий, но оттого и притягательный. «Солнце родилось, чтобы отдать нам свое тепло, – пели они, – чтобы наделить охотников силой и храбростью. Оно приведет туда, где сверкают чудесные озера и не тронута природа. Солнце растило для нас животных и птиц, которые с честью умрут от копий и стрел. Они возродятся, как солнце рождается день изо дня…»

      К центру подтягивались индейцы, облаченные в кожаные легины и жилетки с множеством вышивок и костяных погремушек, свисающих с рукавов. У многих мужчин в волосы заплетены соколиные и орлиные перья. Это являлось знаком храбрости и заслуг. Никому просто так не позволялось