Мандаринка на Новый год. Дарья Волкова

там, внутри. Он шумно выдыхает.

      – Воспитанный человек не может отказать даме в такой просьбе.

      И вот он уже сверху. Сейчас всё и случится.

      Глава третья,

      в которой наступают последствия поступков героев – неотвратимо и неизбежно, как последствиям и положено

      Сначала стало больно. Потом – очень больно. Потом пресеклось дыхание, и она смогла только упереться ему ладонью в грудь. И лишь после выдохнуть – мучительно, через силу:

      – Стой!

      Он остановился. В тишине комнаты его дыхание было оглушающим. Словно в такт пульсирующей внутри боли. Чёрт подери, почему так больно?! Вспомнились слова тёти Даши о том, что неприятные ощущения во время дефлорации, как правило, связаны с тем, что партнёрша не готова и нет достаточной смазки. Не ее случай – явно. Как бы Люба ни была неопытна, она понимала: физиологически она более чем готова к тому, что должно произойти, она это просто чувствовала. Так какого же ей так хреново?

      Ник шевельнулся.

      – Нет, пожалуйста! Не двигайся!

      Он даже сквозь туман вожделения услышал панику в ее голосе.

      – Подожди. Дай мне… привыкнуть.

      Ник вздохнул. Очень тяжело вздохнул. Но замер на какое-то время, нависая над ней. Боль не утихала. Да и какого черта ей утихнуть, если ее источник находился по-прежнему внутри Любы! Она начала дрожать. Господи, лучше уж операция, чем вот так вот!

      – Люб, легче не будет. – Голос его звучал сдавленно. – Мы еще… не закончили. Ты еще…

      – Нет, погоди, пожалуйста!

      – Не вижу смысла ждать. Тебе всё равно больно.

      – Нет! Стой! Остановись! Я передумала! – Паника заставила ее почти кричать, упираясь руками в его плечи.

      – Поздно.

      Он резко двинул бёдрами вперёд, и её ослепила вспышка горячей боли. Настоящей боли. Слезы вскипели на глазах, и она инстинктивно зажала себе рот ладонью, понимая, что сейчас не то что закричит – заорёт благим матом. Несколько секунд она захлёбывалась собственным криком и слезами, а потом Ник так же резко вышел из нее.

      Ей стало на какое-то время совсем параллельно на всё – на него, на ситуацию. Важной была только потребность тела свернуться калачиком, прижать колени к животу и дышать, дышать. Упиваясь самой возможностью дышать без боли. И чувствовать, что тебя больше ничего не разрывает изнутри. Что ты снова принадлежишь только себе.

      Боль уходила странно быстро, оставляя после себя лишь тянущее ощущение – как при месячных. И еще – чувство стыда. Мама дорогая, что же она натворила? Пришла к парню, залезла к нему в постель, осчастливила его «высокой честью», а потом устроила форменную истерику. Щеки начали гореть, но она всё же заставила себя отвернуться от стены, к которой прижималась лбом и коленками. Где ее несчастная жертва?

      Ник сидел на краю постели, спиной к ней, его широкоплечий силуэт смутно угадывался в полумраке комнаты. Никогда она не бегала от трудных разговоров, и сейчас не будет!

      – Ник…

      – Да? – Он даже не повернул головы.

      – Извини меня.

      Он не ответил,