Мое дело. Наше дело. Общее дело. Валерий Геннадьевич Соболев

на кого он работает. Я вполне готов нажать на курок, без каких-либо колебаний. Раньше я думал, что это морально тяжело, бить людей, но признаюсь, когда я его избил, я почувствовал себя молодым атлетом.

      – Это тоже своего рода наркотик Дойл. Помнишь мои слова про тюрьму и тапочки?

      – Помню.

      – Думаю сейчас тебя волнует другое… Любого здорового и порядочного человека в такие моменты беспокоит страх перед тюрьмой.

      – Ты прав! Но я сделал это ради дочери. И если понадобится, я сделаю это снова!

      – Мне бы твою уверенность – жил бы сейчас во дворце, писал книжки и трахал сельчанок. Я не думаю, что парочка дохлых наркобарыг что-то изменит… Это как мазать шанкры зелёнкой вместо того, чтобы лечить саму болезнь… Друг, если задумал умереть, то есть способ по проще! – сказал Джозеф и направил руку к своей голове имитируя выстрел.

      – А как же дети Джозеф? У моей соседки умерла дочь, совсем юная, умерла от передоза. Моя собственная дочь чуть не подсела на эту дрянь, а может и подсела и просто нагло врет. Мы должны защитить людей! Мы на войне!

      – И что ты предлагаешь? Завалить несколько наркобарыг? От этого ничего не изменится, это даже не ходить по поверхности, а для того, чего хочешь ты, как я понял, надо копнуть глубоко. У нас нет такой силы. Да и возвращаться обратно в эту грязь я не хочу! Пока ты этого не понимаешь, как оно заманивает тебя, словно молодая танцовщица…

      Дойл допил стакан чая, попрощался с Джозефом и уехал.

      По дороге домой, Дойл заехал в мясную лавку, где обычно закупался продуктами и добротной говядиной.

      – Мне два куска говядины, как обычно. Спасибо! – сказал Дойл продавщице, дождавшись очереди.

      Продавщица положила мясо в пакет и протянула его Дойлу, который о чем-то глубоко задумался, но потом, как бы вернувшись обратно в реальность, поблагодарил ее и вышел из лавки.

      На улице рядом с его автомобилем стояла компания хихикающих, курящих молодых людей. Дойл подошёл к автомобилю, не обращая на них внимания; и тут он был неприятно удивлен, как и Мертвый который находился в этой компании, а после того, как Мертвый встретился глазами с Дойлом, он слегка содрогнулся и вспомнил, как Дойл яростно избивал его ногами. Мертвый пугливо замер, но быстро пришел в норму и с яростью крикнул:

      – Это он!

      По Дойлу искрометно пробежались мурашки. К нему быстро начали приближаться Мертвый и его друзья. Медленно отступая к своему автомобилю, Дойл глядел на их лица, искаженные от злости и ненависти. Дойла захлестнул животный страх, он все больше столбенел, словно перед ним были отборные нацисты, вдруг заметившие гуляющего по площади Берлина еврея, который в голодное время, с наглой ухмылкой на лице, тащит домой куски мраморной говядины, да ещё и не довольно бурчит, глядя на пасмурное небо.

      Каким-то чудом Дойл вспомнил про пистолет, спрятанный у него под пиджаком. Его пальто было расстёгнуто, так что ему удалось вовремя выхватить оружие и направить на подбегающих неприятелей. Однако хватит ли патронов,