Янтарный меч. Ольга Ромадина

валялась телега.

      – Пришли.

      Кикимора не собиралась продолжать. Даже не дала рта раскрыть, исчезая в маслянистой воде.

      Ярина присела на корточки у телеги и попыталась собрать мысли в кучу после странного разговора.

      Телега была добротной, новенькой. Вырезанные на бортиках обереги хозяйке не помогли. Оглобли сломаны, днище пробито, одно колесо, очевидно, утонуло в трясине, еще одно валялось рядом. А вот это что-то новое: задняя ось почернела. Стоило дотронуться – начала крошиться в мелкую горелую труху.

      Еще две кикиморы держались поодаль, их-то Ярина и попыталась расспросить.

      – Кто-нибудь видел, что случилось?

      – Мы видели, госпожа, – закивали те, все еще не поднимая глаз. – Лошадь до самой трясины их протащила и туда ухнула. Мы опомниться не успели, а телега уж на боку лежит.

      – Когда это было?

      – Как буря улеглась, еще дождик частил. На рассвете.

      Слабо верилось, что женщина с ребенком бросилась в дорогу навстречу бушующей стихии, даже если ее вело что-то важное. Значит, она выехала сразу после грозы.

      – А какая тут ближайшая деревня, знаете?

      – Чернушки, – неуверенно отозвались кикиморы. – Есть еще Малые Пригорки, но они по ту сторону реки, а там мост. Да и ехала она как раз в ту сторону.

      Связываться с селянами не хотелось, но, может, у женщины в этих Чернушках остались какие-то родичи. Или кто-то знал, куда она направилась.

      Телега была выстлана мягкими покрывалами, успевшими отсыреть. Ярким пятном выделялся платок, свесившийся одним концом в грязь. Не простой, ресаврский. На полотне из тончайшего шелка, отливавшего багрянцем, плескались чудо-рыбы, вышитые серебряной нитью. Отец однажды привез матери похожий. Давно, еще в другой жизни. За платки из далекого Ресавра, что лежал за Серебристым южным морем, платили, выстилая их золотом.

      Погибшая женщина была не из простых. Вон, как рыбки переливаются.

      Его должны узнать.

      – А телега не горела? – Ярина еще раз провела пальцами по обуглившему бруску.

      – Нет, госпожа, – кикиморы замотали головами. – Не видели мы.

      Забывшись, Ярина ухватила платок, пальцы прошли сквозь ткань, лишь легкое покалывание говорило о прикосновении. Если бы так все просто было.

      – Как выглядела женщина?

      – Молодая, красивая, – принялись перечислять наперебой кикиморы. – Волосы как кора ивовая, глаза цвета водяники-ягоды. На щеке родинка.

      – Нездешняя она, – раздалось сипение. Болотная жижа с хлюпаньем плеснула в стороны, и на кочку вылез старик. Тощий, лысый, темная чешуя сплошь покрывала тело. Глядел он недобро и с опаской. Единственный глаз светился болотной зеленью.

      Ярина в пояс поклонилась бункушнику7. Спросила со всем возможным почтением:

      – Как ты понял, дядюшка?

      – Повой здешние бабы другой носят. И на поневе никому из них не пришло бы в голову дубовые листья вышить. – Нечисть, люто ненавидевшая людей, говорила с ней

7

Бункушник – злобная нечисть, обитатель болот, исключительно враждебный к людям.