Две занозы для босса. Ольга Викторовна Дашкова

скоро буду.

      Со злости выключила телефон, на часах была уже полночь, а господина Вишневского все еще не было. Набрала его номер, прослушала лишь длинные гудки в пятнадцатый раз. Конечно, с человеком может что-то случиться, я не исключаю этого, но разве нельзя предупредить?

      Отвратительное отношение не только к своим работникам, но и к собственному ребенку, которого он бросил на первую встречную.

      Усталость валила с ног, я выключила свет, оставив лишь торшер в углу гостиной, легла на диван, закрыла глаза. В голове ни мысли, даже об Эмиле не думаю, но вообще он поступил по-скотски. Но мама права, я слишком мягкая, могу простить, а нельзя, нельзя такое прощать.

      Снилось неизвестно что: Эльвира со злорадной улыбкой, мешающаяся между ног собака, Эмиль, стоящий на коленях и со слезами на глазах просит прощение. А еще Вишневский с голым торсом, по которому стекали капли воды, он так красиво запрокидывал голову, как в рекламе мужского парфюма, брызги летели в разные стороны, а его достоинство прикрыто лишь низко сидящим на бедрах полотенцем.

      На меня капала вода, сердце часто стучало, во рту пересохло.

      – Эй, Маргарита, Маргарита!

      – А… что? Что случилось?

      Едва открываю глаза, вижу размытый силуэт мужчины, обнаженный торс, внизу что-то яркое. Резко просыпаюсь, не могу понять, где я в комнате светло, прикрываю лицо руками.

      – Пока ничего, вы спали.

      – Михаил Дмитриевич?

      – Он самый.

      – Вы наконец вернулись?

      – Вернулся я давно, но не стал вас будить.

      – Я решила, что вы забыли про своего ребенка.

      – Я ничего и никого не забыл.

      Убираю волосы с лица, наконец смотрю на мужчину перед собой, он после душа, волосы мокрые, кожа влажная, на правом плече до локтя татуировка, не могу разглядеть, что именно, да это и неприлично – пялиться на малознакомого мужчину. Вот уж не думала, что Вишневский такой смелый.

      – Извините, что так вышло, но вы, Маргарита, реально выручили, и моя футболка вам идет, дарю.

      Вот уж спасибо, какой щедрый, прям скулы сводит.

      Сажусь, натягивая края футболки на бедра, как-то неловко все выходит, Михаил Дмитриевич почти голый, я не пойми в чем.

      – Спасибо, не нужно, я постираю и верну.

      Посмотрела на часы, почти семь утра, надо срочно домой и на работу. Анна Александровна очень строгая в плане дисциплины.

      – А вы та еще злючка, я смотрю.

      – Кто? Это я злючка? Вы себя не пробовали анализировать и сделать выводы? Вы вообще оставили ребенка не пойми с кем, одного, на ночь, с незнакомой теткой. А вдруг я психически больная?

      – А вы больная?

      – Я – нет.

      – Вот и славно.

      – Вам смешно, да?

      – Нисколько.

      Сейчас этот напыщенный индюк выводил меня еще больше, чем вчера в приемной со своими приказами и замашками тирана. У меня все кипело внутри от негодования, потому что так нельзя, вот нельзя так поступать с ребенком. Я сама росла без отца, но хоть с матерью, а здесь у маленькой Софи нет вообще никого, лишь собака.

      Не успела я вспомнить о собаке, как пес