Оскомина. Леонид Бежин

чтобы она сама назвала свое имя и таким образом представилась взрослым, а заодно и мне как виновнику торжества.

      – Тухачевская… Светлана Тухачевская, – представилась девочка.

      Юлия Ивановна была вынуждена извиниться за дочь принужденной, выстраданной улыбкой и исправить ее ошибку:

      – Не Тухачевская, а всего лишь Кузьмина… ты у меня Кузьмина, как и твоя мама.

      Девочка ничуть не смутилась и не позволила, чтобы последнее слово в этом спорном для нее вопросе осталось за матерью.

      – Нет, я Тухачевская, Тухачевская, – капризно настаивала она. – И по отчеству – Михайловна. Не могу же я быть Юльевной. Ты мне мать, а не отец. Папа же у меня – Михаил Николаевич Тухачевский. А кто ваши папы, я не знаю. – Последняя реплика относилась к приглашенным мною приятелям, которые тоже столпились в прихожей, чтобы поглазеть на новую (слегка опоздавшую и поэтому особенно интересную) гостью.

      – Наши папы – шьют пальто из драпа, ездиют в Анапу, – продекламировал кто-то из приятелей, прячась за спины на тот случай, если сказанное сочтут несвоевременным или неуместным.

      Так оно и случилось: гостья воспользовалась своим правом опоздавшей и особенно интересной, чтобы всем высказать свое фэ, как именовалось на дворовом языке насмешливое презрение:

      – Эх вы, грамотеи. Не ездиют, а ездят. Что ж ваши папы вас русскому языку не выучат? Мой папа знает все иностранные языки.

      – Все языки знает только Ленин.

      – И мой папа тоже. Он может говорить по-немецки, по-английски и по-всякому – даже по-турецки.

      – По-турецки может говорить только крокодил. Про него так и написано: «Он по улицам ходил, по-турецки говорил. Крокодил, Крокодил Крокодилович». Значит, твой любимый папочка – Крокодил Крокодилович, – сказал кто-то из мальчиков, тоже спрятавшийся за спинами молчавших (до поры до времени) приятелей.

      – Ну и дурак. А сами турки что – не говорят по-турецки?

      – Ну говорят, – нехотя признал мальчик.

      – Что ж, они все крокодилы? И Ленин тоже, по-твоему, крокодил, раз он говорит на всех языках?

      Подвергнутый разоблачающему допросу мальчик растерялся и не знал, что ответить. И приятели оттеснили (затолкали) его назад, чтобы он их не компрометировал перед гостьей.

      Взрослые свидетели этого разговора с недоумением переглянулись и были вынуждены произнести:

      – Все-таки не зря Корнея Чуковского запретили. Детям он непонятен. Даже вреден для них. Во всяком случае, этот «Крокодил».

      Мой дед с этим не согласился:

      – Перестраховались, как у нас часто бывает. «Крокодил» – прекрасная, смешная до чертиков сказка.

      – А на что она намекает, эта ваша сказочка? – подбоченясь выступил – выкатился, словно на коньках, вперед один из взрослых гостей – маленький, с круглой, бритой головой и галстуком-бабочкой.

      – Ну и на что же?

      – А то вы не понимаете!

      – Тогда уж не на что, а на кого, если вам угодно. Для вас и «Тараканище» – сплошные намеки. «Звери задрожали, в обморок