Красная перчатка. Виталий Гладкий

фразу, Нуэль тыкал пальцем в сторону небольшого оконца, откуда в каюту вливался золотой солнечный свет.

      – Ты что, ядовитую медузу проглотил?! – вызверился на него Бартоломью.

      – Нас скоро атакуют! – наконец прорвало Нуэля.

      Бартоломью будто кто ударил обухом по голове. Какое-то время он бессмысленно хлопал ресницами, а затем спросил:

      – Кто?

      – На черном флаге красная перчатка! Пираты!

      – Это Львица… – Капитан помертвел, но его замешательство длилось недолго. Вскочив на ноги, он решительно приказал: – Всех к оружию! Поднять паруса на бизань-мачте! Бельтрама ко мне!

      – Слушаюсь, капитан! – приободрился Нуэль и хотел покинуть каюту, но не успел.

      Едва зашла речь о пиратах, баронесса, воспитанница графини, с нетерпением, свойственным юности, бросилась к окну, дабы посмотреть, что творится за бортом нефа. Оконца в каюте были небольшими, но достаточно прозрачными, дорогие венецианские стекла остались от прежнего владельца «Святой Женевьевы».

      В свое время Бартоломью едва не сгубил отнюдь не бескорыстный интерес к тайне изготовления изделий из венецианского стекла, которая могла принести ему баснословные барыши. Триста лет назад бенедиктинские монахи решили делать стеклянные фляги для своего знаменитого ликера. Их опыты по выплавке стекла, обогащенные секретами беглых византийских стеклодувов, привели к невиданному расцвету стекольного ремесла. Приютив византийцев, Венеция не прогадала. Изделия венецианских мастеров вскоре стали цениться на вес золота, приносили немалый доход в казну, и венецианские правители, не желая ни с кем делиться доходами, наложили монополию на производство стекла. Мастеров из острова Мурано, где находилось производство, переманивали в другие страны, суля высокие заработки. В Венеции за разглашение секрета изготовления муранского стекла полагалась смертная казнь, а мастера, которым удавалось бежать с острова в другие страны, таинственным образом погибали в дороге, унося с собой в могилу тайны ремесла.

      Одного из таких мастеров удалось сманить и Бартоломью. Темной ночью он вывез его на своей быстроходной галере, предшественнице «Святой Женевьевы», в открытое море, но сторожевые корабли венецианцев не дремали. Кривой Глаз спасся лишь потому, что отменно плавал. Галеру венецианцы отправили на дно, и пришлось капитану какое-то время промышлять на дорогах разбоем, чтобы не умереть с голоду.

      Свою главную удачу он нашел зимой, в день памяти святой Женевьевы. Для этого ему пришлось, правда, ограбить епископа. Но, в отличие от многих соотечественников, Бартоломью не страдал религиозностью, поэтому преспокойно перебил стражу, охранявшую возок, а Его Преосвященство раздел догола и пустил прогуляться до ближайшего селения. Сам же, усевшись в возок, отправился в одно укромное местечко, где находилось его тайное убежище.

      Тут-то все и случилось. Бартоломью напал на возок епископа (вообще-то, он не знал, кто в нем