Красная перчатка. Виталий Гладкий

по виду и по вкусу. Хранились они в специальных ларях – раздолье для крыс и червей. Поэтому бывалые матросы советовали новичкам грызть сухари в темноте – чтобы не травмировать незакаленную нервную систему. Матросы любили растирать сухари в крошки, смешивали их с салом и медом, разбавляя все это водой. Получалось сладкое кушанье, название которому дали «собачья радость».

      Обычно суда бросали якорь у берега, где и готовилась похлебка, там же команде выдавался сухой паек на ужин и на завтрак. Но Бартоломью Кривой Глаз любил побаловать себя горячей едой, поэтому обустроил на нефе открытый очаг с кирпичным подом, засыпанным песком, и навесом от дождя. В большом котле над очагом варилось блюдо из гороха, чечевицы или проса и солонины, а на вертеле запекался приличный кусок мяса для капитана и его ближайших помощников. Бывалый моряк, немало прослуживший в военном флоте, хорошо знал, что похлебка, несмотря на свою дешевизну и примитивность, лучше насыщает бездонные утробы матросов, нежели дорогой сыр и вяленое мясо, считавшиеся деликатесами. А Бартоломью Кривой Глаз слыл очень экономным арматором. Говоря проще – был скрягой.

      Он никогда не страдал излишней набожностью; своим богом он считал только Золотого Тельца. Поэтому, получив от графини де Грамон пять золотых монет, капитан пребывал на седьмом небе от счастья: такие деньжищи! Бартоломью рассчитывал получить за свои услуги максимум три шездора, а тут целых пять. Так что радоваться было чему. По этой причине он открыл бутылку лучшего вина и последовал примеру графини – закрылся в капитанской каюте, предоставив управление судном штурману, бретонцу Нуэлю.

      Наутро, протрезвев и хорошо выспавшись, Бартоломью позвал повара и заказал ему шикарный обед – двух каплунов. Для себя капитан держал в клетках живность – кур и поросенка.

      Когда стол оказался накрыт, он робко постучал в дверь соседней каюты. Отворила ему сама графиня.

      – Доброе утро, ваша светлость! – Бартоломью снял черную фетровую шляпу с разноцветными перьями и поклонился с учтивостью, которую трудно ожидать от просоленного насквозь морского волка.

      Одежда его заметно отличалась от той, которая была на нем вчера. Капитан щеголял в коротком пурпуэне – куртке из бархата темно-красного цвета, украшенной серебряной вышивкой. Из-под нее выглядывала белая рубаха, тоже вышитая красными и черными нитками; заправленная в короткие широкие штаны, присобранные внизу с помощью шнуров. Длинные шоссы – чулки цвета морской волны – и башмаки черной кожи с большими серебряными пряжками дополняли наряд Бартоломью. В нем он чувствовал себя не очень комфортно, тем более что обувь была тесноватой.

      – Если вы не возражаете, мне хотелось бы пригласить вас отобедать вместе со мной, – продолжил капитан, изобразив одну из своих самых приятных улыбок, как ему думалось. При этом на его обветренной, изрядно загоревшей